ему одному. Однако выступив против методов главы Академии, они обрекли себя на судьбу ценных подопытных образцов — им присуща высокая устойчивость к ядам и болезням, поэтому опыт их заражения был очень важен для Маноя. Закаленные длительной работой с токсинами тела боролись с формулой, противоречащей всему человеческому, что есть в мире, но это только продлевало мучения фармагиков, угодивших в опалу. Обезумев от боли и дурмана, с осыпающимися конечностями как у прокаженных, подгнивающей кожей и мышцами, изуродованные собственной наукой люди метались по клетке и, натыкаясь на полуразложившиеся трупы и других несчастных, терзали друг друга, пожирали свою и чужую плоть, бились в бесконечной агонии.

— Надо снизить их иммунитет, — произнес Маной после того, как тщательно осмотрел подопытных. — Их тела сопротивляются токсину и для фармагиков это нормально. Но подобное периодически наблюдается и у обычных людей. Попробуй вводить им сильные лекарства против лихорадки, например. Они обычно подрывают иммунную систему организма. Сначала посмотрим, как они отреагируют, потом внесем правки в формулу.

Кальмин Бол сделал новую пометку и аккуратно обвел ее как нечто очень важное. Нельзя сказать, что белобрысому юноше доставляло удовольствие изуверство, чинимое над горожанами и бывшими коллегами, но становиться сумасшедшим трупоедом ему абсолютно не хотелось. Пожалуй, успехи лаборатории под его руководством обусловлены только неимоверным желанием остаться в живых. Немного не этого он ожидал, поступая в Академию на факультет фармагии…

Размазывая полами зеленой мантии отвратительную жижу под ногами, Маной подошел к последней клетке, стоящей отдельно от других. В ней был заперт настоящий шедевр фармагии, которым Сар неимоверно гордился как собственным венцом творения.

— Как он? — спросил глава Академии, прильнув к решетке.

— Никаких изменений не замечено, — доложил Кальмин, проверяя записи за последние два дня. — Не дышит, не двигается, не разлагается, на внешние раздражители не реагирует, сердце не бьется… в общем, все как и было. Отсутствуют признаки как жизни, так и смерти.

В клетке стоял полуголый мужчина с бледной кожей, под которой расползалась паутина зеленоватых вен. Он замер словно изваяние и смотрел в пространство перед собой подернутыми дымкой глазами, какие обычно бывают у слепцов. На его теле виднелись многочисленные порезы, оставшиеся после проведенных над ним опытов, но они абсолютно не затягивались, как, впрочем, и не кровоточили. Руководствуясь какими-то старыми исследованиями и полузабытыми опытами, Маной назвал это существо фармагулом, хотя успешно повторить эксперимент пока так и не удалось.

— Отлично. Но почему, почему он так одинок? Что я упустил? — пробормотал Маной и, не отрывая глаз от своего творения, грозно обратился к Кальмину. — Может, это вы плохо работаете? Лень, глупость, саботаж?

— Уверяю вас, мы стараемся изо всех сил и абсолютно точно следуем вашим инструкциям, — ответил побледневший Бол, машинально копаясь в своих записях. — Вы же сами даете нам готовую формулу, которую бесконечно совершенствуете, а мы просто экспериментируем с ними…

— Ладно, ладно, не переживай так, — Сар повернулся к подчиненному и спокойно улыбнулся. — Поработаем над устранением иммунитета, усовершенствуем катализатор, проверим реакции на токсин у людей различных комплекций, и все будет хорошо.

— Мы работаем не покладая рук, — продолжал оправдываться Кальмин, лихорадочно перебирая в руках бумажки. — Делаем все, что можем, лишь бы достичь необходимого результата…

— Успокойся, — поморщился глава Академии. — Или тебе помочь? У меня с собой есть мощный релаксант.

— Не надо, — юноша замер, боясь выдать свое беспокойство малейшим лишним движением. — Со мной все в порядке.

— Хорошо, — Маной улыбнулся. — Близится момент триумфа фармагии, мне понадобятся здоровые и бодрые помощники. Так что не забывай отдыхать и приводить себя в порядок, а то твои синяки под глазами и испачканная мантия подрывают престиж нашей организации. Понял?

Он говорил так, словно не находился сейчас в кошмарном подвале, забитом живыми, полуживыми и мертвыми людьми, словно это не он изобрел чудовищную формулу, уродующую и убивающую несчастных подопытных, словно в Алокрии, остывающей после разрушительной гражданской войны, не бушевала таинственная сила, источаемая куполом… Престиж Академии? И это в такой-то момент, когда само существование мира находилось под угрозой?

— Понял, — коротко ответил Кальмин.

Ведь лучше не спорить с Маноем, иначе можно присоединиться к обществу трупоедов, одетых в изодранные зеленые мантии.

— Вот и замечательно, — Сар хлопнул в ладоши. — А не провести ли нам какой-нибудь опыт?

— На полдень были запланированы пробы формулы тридцать шестого образца, — покопавшись в бумагах, ответил молодой начальник лаборатории. — Но если хотите, мы перенесем их на вечер, а сейчас могли бы проверить рефлексы подопытных, на которых была испытана формула тридцать четвертного образца.

— Нет, с этим справитесь и без меня, — отмахнулся Маной. — Как насчет небольшого опыта с фармагулом?

Кальмин слегка опешил. Глава Академии решился провести очередной эксперимент над своим драгоценным детищем? Хотя, наверное, он знает, что делает.

— Конечно, — юный фармагик тут же принялся что-то писать в своих бумажках. — Как прикажите подготовить рабочее место? Реактивы, инструменты, стол, крючья?

— Ничего не надо, у меня все с собой. Проведем опыт прямо здесь, — Сар оглядел лабораторию, ища что-то глазами. — А Дальнир здесь?

Пожилой фармагик по имени Дальнир Куп уже очень давно работал в Академии, где преподавал основы лечебной фармагии и слыл человеком, способным исцелить почти любое заболевание. Его ценный опыт много раз позволял сохранить жизнь подопытным. Точнее только подобие жизни, но Куп все же старался как-то облегчить мучения людей, волей судьбы оказавшихся в зловонном подвале лаборатории.

— Я здесь, мастер Маной, — Дальнир встал из-за стола, заваленного колбами с реактивами, трубками дистилляционного аппарата и прочим оборудованием.

— Будь добр, подойди сюда, — Маной со спокойной улыбкой поманил рукой прославленного лекаря. — Мне нужен ассистент с твоим опытом и знаниями.

— Хорошо…

Вздохнув, Куп приблизился к клетке с фармагулом. Он старался не смотреть на кошмарный результат спора с природой. Ему были чужды подобные издевательства над людьми, но все его попытки помочь им лишь продлевали их страдания. Дальнир тяготился своей ролью в жестокой игре с чужими жизнями, бесконечные эксперименты опротивели ему, и даже сама фармагия стала вызывать у него отвращение, как только она начала калечить и убивать, а не лечить и спасать.

Маной отворил клетку и жестом пригласил Дальнира пройти внутрь:

— Нужно зафиксировать показатели и поведение фармагула, когда я опробую на нем новый раздражитель.

— Конечно, — проворчал пожилой фармагик, подойдя к застывшему изваянию, которое некогда было человеком. — Но вы и сами могли бы проследить за его реакцией.

Клетка закрылась, и замочный механизм со скрежетом запер Дальнира внутри.

— Сам и прослежу, — ответил Маной, продолжая улыбаться с леденящим душу спокойствием.

— Как это понимать?

Куп попытался отворить решетку, но она не поддавалась. Глава Академии достал