* * *

По плану «Перехват» на вечерних московских улицахостанавливали тёмные иномарки, особое внимание обращали на «Форды-Фокусы»тёмно-синего цвета. Патрульные машины дежурили на всех главных выездах с МКАД.Из-за дождя движение было не слишком интенсивным.

— Почему ты решил, что он повезёт её именно за город? — оралв трубку майор Завидов. — Объясни, где ты находишься? Куда тебя несёт,Соловьёв?

Старый бежевый «Фольксваген» мчался по Хорошевскому шоссе.Диму несло в Давыдово, и маршрут он выбрал довольно странный, учитывая, что доэтого маленького подмосковного города добраться можно либо по Волоколамке, либопо Ленинградке.

Хорошевка за Полежаевской переходит в проспект МаршалаЖукова. Дальше мост через Москву-реку. Слева Крылатское, справа — СеребряныйБор. Ни один нормальный человек так не поедет, если хочет выбраться из Москвы.

Но тот, у кого в машине похищенная женщина, от проспектаМира к МКАД поедет именно так. Телефон опять зазвонил.

— Дмитрий Владимирович, один «Фокус» точно упустили, — оралв трубку Антон, — на Хорошевке, где-то между Третьей и Четвёртой Магистральной.Понимаете, они другой синий «Фокус» тормознули, а там штук семь обкуренныхподростков, пока с ними разбирались, ту машину потеряли. И главное, онапропала, прямо как сквозь землю провалилась.

— Номер, конечно, опять никто не разглядел? — спросил Дима.

— Нет. Грязью заляпан номер.

— Хорошо. Будь на связи.

«Да, там совсем просто исчезнуть, провалиться сквозь землю,— думал Дима. — Мальчик сказал, что Олю ударили по голове и потащили. Онапотеряла сознание, но вряд ли надолго. Она очнётся. Станет кричать, попытаетсявыбраться из машины. Ему придётся остановиться, чтобы отключить её ещё раз. Авдруг он связал её и вколол что-то? Он не мог успеть за пять минут. Или мог?Если бы он просто хотел её убить, он бы сделал это сразу и оставил во дворе. Ноу него другие цели. Он везёт её за город, в лес, чтобы совершить свой обычныйритуал».

За окнами машины было темно и пусто. Дима проезжал одно изсамых безлюдных мест Москвы. Полежаевская, район Магистральных улиц. Склады,холодильники, гаражи. Слева мелькнул стеклянный куб автосервиса, освещённыйизнутри мертвенным светом. Справа шла сплошная бетонная стена.

Давыдово — единственный шанс. Один из ста или из тысячи.Дима не знал, почему его туда так тянет сейчас, что это — интуиция или простоотчаяние. Перед глазами стояло Олино лицо, в тот момент, когда она попросилаостановить и увеличить кадр.

Она, безусловно, узнала кого-то. И не поверила себе,испугалась. Даже Диме ничего не сказала. Значит, это был кто-то свой, близкий,кто-то вне подозрений. С самого начала Оля высказывала версию, что Молох можетбыть связан с правоохранительными органами, что он в курсе расследования иимеет возможность влиять на его ход.

Кто же? Кто вне подозрений? Кого Оля знает и уважаетнастолько, что ей было больно узнать его на диске? У кого нет семьи? Кто постояннов курсе расследования и имеет возможность влиять на его ход?

Ответ напрашивался сам собой. Прежде чем назвать имя, Димапробормотал: «Нет. Невозможно!» То есть повторил слова Оли, которые онапроизнесла после того, как он остановил кадр.

Слегка снизив скорость, он набрал телефонный номер, один изтрёх десятков, внесённых в записную книжку мобильного. Пока звучали долгиегудки, Дима думал: «Ерунда. У него нет „Форда-Фокуса“. Есть какая-то стараяподержанная иномарка, то ли „Опель“, то ли „Шкода“. За руль он садится редко,предпочитает такси или метро. Он, конечно, дома. Сейчас возьмёт трубку,спросит, что случилось, выслушает, поможет, успокоит, выдвинет одну из своихпарадоксальных версий, которая окажется единственно верной и спасёт Оле жизнь».

— Здравствуйте. К сожалению, в данный момент я не могу взятьтрубку, перезвоните, пожалуйста, позже или оставьте сообщение после сигнала.

На автоответчике звучал такой приятный знакомый голос. Димане стал оставлять никаких сообщений. На всякий случай набрал номер мобильного иуже не удивился, когда услышал:

— Абонент временно недоступен.

Соловьёв переехал одноколейку, заметил, что один бетонныйзабор кончился, начался следующий и между ними прореха, пустое пространствошириной в несколько метров. Развернувшись, Дима включил дальний свет. Междузаборами был тупик, довольно глубокий, в глубине его, у ржавой стены то лигаража, то ли склада, стояла машина. Тёмно-синий «Фокус», с номером, заляпаннымгрязью.

* * *

Руки дрожали. Голова кружилась. Надо было немного отдохнуть.Каждое движение давалось с трудом. Они подъезжали к кольцевой дороге. Оляувидела две милицейские машины. Офицер ДПС стоял с поднятым жезлом.

«Господи, помоги!» — крикнула про себя Оля.

Офицер был совсем близко, они ехали прямо к нему. Синиесполохи мигалок освещали салон. Молох снизил скорость. Офицер опустил свойжезл. К обочине прибилась тёмная иномарка. Молох медленно проехал мимо ипересёк МКАД.

— Разведчик обязан все продумать заранее. Гоминиды бдительныи агрессивны. Теперь мы в безопасности. Потерпи ещё немного, душа моя.

Опять заиграла музыка. На этот раз симфонический оркестр.Пронзительная, глубокая волна струнных ударила в сердце, потом медленно, нежно,как слеза по щеке, потекло соло скрипки.

— Иоганн Брамс. Симфония № 1, — сообщил Молох.

«Душа моя, душа моя, — повторяла про себя Оля, не в силахшелохнуться. — Двойная макушка. Родимое пятно на шее, чуть ниже затылка.Плоское тёмно-красное пятно, размером со старый пятак. Его почти не видно подволосами, но я заметила, когда он пожаловался, что лысеет, и наклонил голову.Это его голова, его затылок. В восемьдесят третьем он снял дачу для своейматери, в тридцати километрах от Москвы, и часто ездил туда. Мать умерла ввосемьдесят седьмом. Посёлок Уборы, надо было просто посмотреть по карте, уточнить.Зачем? Я и так помню, что эти Уборы всего в двух километрах от Давыдова. Маркмог узнать его, но он загипнотизировал Марка. Порнограф легко поддаётсягипнозу, как все идиоты, включая моральных. Он парализовал его память, подавилволю. Он гениально это делает. Он вообще гений, лучший судебный психиатрРоссии. Его методика „Я — это он“ предполагает абсолютное вживание в образ.Поэтому все его странности были объяснимы. Он думал, мучился над загадкойочередного монстра, и никто не мог представить, что он сам — монстр».

Она не замечала, что руки её упрямо поднимаются к лицу.Пальцы нашли отлепившийся уголок пластыря, прихватили, потянули. Он отклеилсяудивительно легко, наверное, потому что размок от слёз.