— У тебя что, никого нет, кроме этой тётки с Альцгеймером?

— Н-никого.

Из подъезда появился Соловьёв. Он вылетел пулей, подбежал кмашине, прыгнул на переднее сиденье.

— Быстро, поехали. — Он назвал адрес.

— Это что, — спросил шофёр, — психбольница, что ли?

— Да. Включай мигалку и сирену. Порнографа застрелили, прямотам, в клинике, в коридоре. Киллер успел скрыться.

— М-марк! — жалобно вскрикнула Ика. Соловьёв обернулся.

— А, и ты здесь. Отлично. Опознаешь его.

— Н-нет! Я н-не могу, н-не хочу! З-застрелили! Я н-не могуб-больше! М-мама, п-папа, М-марк!

— Дмитрий Владимирович, у неё документов нет, — сказалАнтон.

— Не важно, потом все оформим. Кто-то должен его опознать,кроме неё некому.

Говорить приходилось громко из-за воя сирены. Машина мчаласьпо встречке, следом за ней «Газик» с остальной группой.

— Тихо, тихо, ну что ты. — Антон пытался успокоить Ику,нашёл бутылку с остатками воды.

Она припала к горлышку, выпила залпом и немного пришла всебя, перестала дрожать.

Дождь лил все сильней. У входа в корпус толпилисьпосетители. Их успели вывести на улицу, но они не уходили. Небольшая толпасостояла в основном из пожилых женщин, они возбуждённо галдели, перебивая другдруга.

— Как такое могло произойти?! Заряженный пистолет валялся вкоридоре, здесь душевнобольные люди!

— Мальчик чуть не убил себя!

— Кто за это ответит?

— Счастье, что доктор Филиппова вовремя подоспела и нерастерялась. Вы слышали, как она с ним говорила?

— А кого убили-то? Кого убили?

Неподалёку ждала труповозка, две милицейские машины и дажетелевизионный микроавтобус с эмблемой канала.

— Ну вот, опять нас опередили, — проворчал Антон.

На площадке перед входом в отделение их встретила Оля, рядомс ней топтался парень с телевидения, Миша Осипов. У двери дежурили двамилиционера.

— Ольга Юрьевна! Но меня-то вы можете пропустить! — кричалОсипов. — Только меня и оператора.

— Миша, при чём здесь я? Вас милиция не пускает.

— Ну так вы их попросите. Вон, кстати, Соловьёв собственнойперсоной. Попросите, он вам не откажет.

— Откажу, — сказал Дима, — сейчас, во всяком случае.Подождите на улице, потом поговорим.

Он подошёл к Оле и быстро, сухо поцеловал её в щёку.

— Как ты?

Она взяла его за руку и шепнула:

— Димка, ты, наконец…

Её пальцы казались ледяными и слегка дрожали.

* * *

Ни малейшего удовлетворения от того, что удалось обезвредитьпорнографа, Странник не чувствовал. Дохлый гоминид, мертворождённый. Этапорода, пожалуй, самая мерзкая. Наглядный пример деградации, послушныйисполнитель воли вечной ночи, марионетка, зомби. Какая разница, есть он илинет? Ему на смену явятся десятки, сотни таких же чудовищ.

Больше нельзя отвлекаться от главной цели. Чтобы жить идействовать, надо избавиться от оборотня.

Она чем-то напоминала ту, первую, самку. У неё были такие жеглаза. Золотисто-зелёная радужка, обведённая чёрной каймой, тяжёлые, как будтоприпухшие спросонья веки. И такая же манера щуриться по-кошачьи, тихо ласковосмеяться, слегка опустив голову.

Его так же тянуло к ней.

До того, как первая самка затащила мальчика Странника начердак, прошло несколько месяцев другой, невозможной жизни. Как будтообразовалась дыра в ткани вечной ночи и ворвался дневной свет. Источником светаказалась она, девочка.

Он больше не был «пончиком» и «нюней». Сто отжиманий каждыйдень, гантели, бег, прыжки. Он стал высоким, сильным и красивым. Сначала онсмотрел на неё издалека, и шея у него вытягивалась, как дрессированная змея изкорзины, под дудочку индийского факира. Девочка была музыкой, странным,завораживающим сочетанием звуков. Девочка была водой, а он — рыбой, брошеннойна берег. Девочка была водкой, а он алкоголиком без гроша в кармане.

Она училась в восьмом, он в девятом. Он ходил за ней теньюна переменах и после уроков. Когда она смотрела на него, он отворачивался икраснел. Когда подошла и заговорила, он чуть не умер от разрыва сердца.

Она жила в соседнем дворе. Сначала он шёл за ней нарасстоянии, потом они стали ходить рядом. Она говорила, смеялась. Он молчал. Унего ком вспухал в горле. По дороге из школы они покупали мороженое. Он не могесть, и она съедала обе порции.

Он пригласил её в кино, на какую-то французскую комедию. Оназаливалась смехом и била его кулаком по коленке от возбуждения. Она хотела,чтобы он её поцеловал. Он не мог, ему казалось, что он сразу умрёт. На самомделе, правильно казалось. Она заманивала его в ловушку. Она обволакивала егомедовым взглядом, свежим травяным ароматом кожи, лёгкими тёплымиприкосновениями. Она была коварна и вероломна. Самка богомола сжирает партнёрапосле соития. Самка гоминида собиралась сожрать мальчика, человека.

Дети его поколения играли в войну, не только мальчики, но идевочки. На чердаках и в подвалах устраивали штабы. Она позвала его показатьштаб.

Он не сразу догадался о её истинных намерениях. Поднявшисьна чердак, они впервые остались наедине. И тут он окончательно потерял бдительность.Пульс его достиг двухсот ударов в минуту, сердце скакало не только в груди, аво всём теле. Он забыл, что он не такой, как другие, ему в первый и в последнийраз в жизни захотелось стать как все, он готов был отказаться от себя,человека, и превратиться в гоминида, лишь бы угодить самке, понравиться ей,доставить удовольствие.

* * *

Когда он родился, акушерка, принявшая его, долго озадаченноразглядывала младенца и произнесла «мальчик» несколько неуверенно. Врачиопределили это, как странную, редкую патологию неизвестного происхождения, впринципе не опасную для здоровья. Он слышал, как мама однажды ночью шепталась сбабушкой и рассказала об этом. Бабушка утешала маму, что все ничего, оно потомсамо как-нибудь вырастет. Вон, носик у младенцев тоже сначала махонький, новедь вырастает.

Когда ему было восемь, поддатая молодая соседка случайнодёрнула дверь ванной, где он мылся, хотела тут же уйти, но застыла, удивлённовылупилась на него, голого, и запричитала: ой, бедненький, да как же ты житьбудешь?