– Ну пойдем, пусть показывает! – говорю, и мы все направляемся за Довеном.

Обходим кругом дворца с желтой блестящей крышей и попадаем на узенькую площадку. На ней возвышался каменный саркофаг, так аршина два высоты и сажени две длины. На саркофаге водружены три каменных фигуры, наподобие тумб. Все это было старо и поросло зеленоватым мхом. Кениге, конечно, сейчас же сфотографировал эту прелесть, а затем мы направляемся узенькой нишей сквозь стену. Только миновали ее, как упираемся в другую стену. За ней виднелся холм с развесистым деревом.

Проход в стене, должно быть, как похоронили богдыхана, заделан, замуравлен, и на этом месте красуется теперь, как бы печать, из превосходных разноцветных изразцов.

– Вот, ваше благородие, под этим деревом и похоронен богдыхан, – многозначительно говорит переводчик и показывает рукой.

– Когда наши войска заняли Мукден, то здесь на этом холме стоял часовой, чтобы охранить могилы от разрушения боксерами.

– Ну, Иван, поблагодарите очень господина Довена за любезность, что показал нам могилы. Просите, чтобы приезжал ко мне в гости! – говорю я, когда все мы вышли обратно па прежнюю аллею с каменными фигурами.

Довен, с умильной улыбкой, низко кланяется, приседает и сжимает перед собой кулаки. Лицо его раскраснелось и сделалось потное от усиленной ходьбы. К толстым войлочным башмакам прилипли комья мерзлой грязи. Медленно, без разговоров, вторично проходим мы через эту чудную сосновую рощу. Когда идешь по ней, то и разговаривать не хочется. Все бы прислушивался к её тишине. Наконец прощаемся с Довеном, даем на чай прислуге, сторожам, которые ходили за нами, отпирали двери, расчищали дорожку и смахивали снег с фигур для фотографирования. Садимся в тарантас и едем, не прямо домой, а заезжаем еще на хутор дзянь-дзюня, где у него находится рассадник изюбрей. Это род оленей, которых молодые рога, еще не успевшие окрепнуть, содержат в себе клейкое вещество, очень ценимое китайцами. Они верят, что вещество это возвращает молодость и исцеляет от многих болезней. Прежде, когда изюбрей не умели разводить домашним путем, пара таких рогов ценилась до 600 руб. и более.

Подъезжаем к высокому тыну. Старик-привратник, в синей ватной курме и в коричневой меховой шапочке, встречает нас и ведет показывать оленей. Они гуляли на дворе, разделённые по возрастам, досчатой перегородкой. Маленькие отделены от подростков, а последние от стариков. Я насчитал всех около 50 штук. Молодежь очень ручная. Близко подходит, обнюхивает руки и ожидает подачки. А вон там в загоне заперты старики, самец и самка, огромного роста, выше лошади. Рога у самца широкие, развесистые. Масти темно-бурой с пятнами. Вхожу туда вместе с привратником, у которого была в руках длиннейшая палка. Самец, как только заметил нас, начинает глухо рычать, вытягивает шею, свирепо закатывает глаза под лоб и грозно, медленно, начинает наступать на нас. Мы скорей, давай Бог ноги, удираем восвояси. Привратник объяснил, что такой изюбр одним ударом рога может насмерть уложить человека. Нам все-таки удалось сфотографировать, как стариков, так и молодых.

Уже наступили сумерки, когда мы вернулись в Мукден.

Дня через два мне удалось вторично попасть в Мукденский дворец, вместе с Кениге, и сфотографировать часть хранящихся там древних ваз. От начальника штаба принесли печать. Опять явились те же два чиновника от дзянь-дзюня, и тот же милейший Илья Ефимович повел нас в склад, где хранились вещи. На этот раз за нами шла целая команда солдат. День был солнечный, но морозный. Вообще в Маньчжурии, как я заметил, погода очень равномерна и постоянна. То же было в прошлом году и в Гирине. Как начнутся морозы, так уже и стоят без перерывов целую зиму, месяца три.

Но вот печати сняты, и мы входим в казнохранилище. Я приказываю вынести два стола и поставить их на площадке. Затем открываю один шкаф, другой, третий – и останавливаюсь в недоумении. С чего начать? Одна вещь интереснее другой. Все они стоят на подставках. И на каждой подставке, на дне, золотыми иероглифами обозначено, к какой династии относятся вазы. Вообще порядок тут был большой. Но пыли, пыли, не оберешься. И откуда она взялась! Шкафы были плотно закрыты. Наконец решаюсь. Солдаты берут вазы, выносят их на свет Божий, смахивают пыль и ставят на стол. Я и забыл сказать, что на этот раз, кроме Кениге, пришел с нами, по моей просьбе, еще другой любитель-фотограф, капитан 1-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Добжанский, большой знаток и специалист своего дела. У него было несколько аппаратов. С собой он взял сегодня самый большой. Итак, мы приступаем к делу. Расставляем вазы, снимаем по две, по три. Под конец устанавливаем группу и снимаем разом полсотни ваз. Группа вышла очень удачна. Каких только тут не было чудных вещей! Вот бы где любитель антиков мог полюбоваться. Покончив с работой, я искренно благодарю Илью Ефимовича, а также команду нижних чинов и еду домой.

Часов семь утра. Одеваюсь потеплее и выхожу с переводчиком Иваном побродить по городу. Несмотря на ранний час, улицы уже полны народа. Шум стоит, как и среди дня. Повсюду слышатся однообразные выкрикивания разносчиков, предлагающих свои товары. Вон, согнувшись в три погибели, тащит на коромысле старик-торговец овощи, другой продает хлеб, третий – что-то вроде халвы. Лавки открываются. Они ничем не защищены от холода. Купцы и приказчики спокойно сидят за прилавками в теплых красных капюшонах, курмах, засунув руки в длинные рукава и, точно истуканы какие, безучастно смотрят на проходящих. Лица некоторых из них мне уже примелькались. Мы направляемся пешком к центру города. Высокая триумфальная арка ведет на базар. Арка эта древняя, находится над крепостными воротами.

Хотя крепости тут в сущности никакой и нет, но эта часть города обнесена высокой толстой стеной. Местами она так стара, что грозит падением. Я невольно останавливаюсь и любуюсь на ворота, запор, петли, пробои. Всё тут интересно. Самые ворота очень толстые, дубовые, околочены железом. Шляпки от гвоздей большие, набиты узором. Не только что дерево местами сгнило, но даже и самое железо проржавело от времени и исчезло. При каком царе, в каком веке всё это построено? Бог знает! На стенах кое-где выросли деревья в охват толщиной. Под тенью их, летом, наверное, ютится немало народу. Что дальше, то стены становятся интереснее. Вон за ними виднеется вдали такая же высокая башня, о которой я уже писал раньше и с которой снял фотографию. Таких башен в Мукдене четыре, по числу стран света. Стены живописно, то подымаются, то уклоняются в сторону. Подъемы к ним, башенки, зубцы – все красиво, все интересно. Но вот мы попадаем на базар. Какой громадный выбор всякой всячины! В особенности много овощей. Встречаю такие, каких я никогда и не видал. Наши солдаты гуляют здесь как дома. Денщики, каптенармусы, артельщики, жены офицеров, сестры милосердия. Все они уже, видимо, привыкли к китайцам и совершенно спокойно переходят от одного балаганчика к другому, спорят, торгуются, покупают и идут дальше. Вон моя знакомая докторша, за ней солдат с корзинкой на руке. Барыня эта – великая хлопотунья. Она, очевидно, чувствует себя здесь отлично. Встречается со знакомыми, тараторит, смеётся, преподает всем советы, где, что и как получше и подешевле купить.