достижению этой цели… Если ответ будет положительным, тогда закон является конституционным»[807].

Большинство южан соглашались с Дэвисом по этому вопросу, особенно если жили они в Виргинии, западной части Теннесси, Миссисипи или Луизиане, которым, в отличие от Джорджии, в 1862 году реально угрожала опасность вторжения. «Сейчас наша главная забота — выбить врага и спасти отечество, — провозглашала Richmond Enquirer. — Только после этого можно будет вернуться к теоретическим вопросам»[808]. Конституционность призыва была подтверждена всеми судами, в которых она оспаривалась, включая верховный суд штата Джорджия, одобривший закон единогласно.

Тем не менее недовольство этой мерой оставалось серьезной проблемой. Введение военного положения также вызвало горячие споры. Этот вопрос привел Дэвиса в замешательство. Его инаугурационная речь от 22 февраля, где он гарантировал отказ Конфедерации от «причинения ущерба личной свободе граждан, свободе слова, помыслов и печати», контрастировала с политикой Линкольна, заключавшего без суда и следствия в «бастилии» «государственных служащих, мирных граждан и благородных дам»[809]. Дэвис смотрел сквозь пальцы на подавление гражданских свобод в некоторых районах Конфедерации, особенно в восточной части Теннесси, где в южных «бастилиях» томились несколько сотен гражданских лиц, пятеро из которые были казнены. Всего лишь через пять дней после этой инаугурационной речи Конгресс уполномочил Дэвиса приостановить действие права habeas corpus и ввести военное положение в регионах, где существовала «опасность вторжения врага»[810]. Дэвис незамедлительно ввел военное положение в Ричмонде и других городах Виргинии. Эта мера была вызвана не только вторжением федералов, но и ростом преступности и насилия среди резко возросшего из-за войны населения столицы. Генерал Джон Уайндер, начальник военной полиции ричмондского округа, сформировал из своих подчиненных безжалостный, но эффективный летучий отряд. В дополнение к запрету на продажу алкоголя, введению пропускного режима, аресту пьяных солдат, игроков в азартные игры, карманников и воров Уайндер без суда и следствия отправил в тюрьму несколько «нелояльных» граждан, включая двух женщин и Джона Майнора Боттса, уважаемого виргинского юниониста и бывшего члена Палаты представителей США. Richmond Whig сравнила эти действия с подавлением гражданских свобод администрацией Линкольна, после чего Уайндер пригрозил приостановить выпуск газеты. Он так и не претворил свою угрозу в жизнь, но один наблюдатель в Ричмонде отмечал в апреле 1862 года: некоторые редакторы «признались в том, что боятся потерять работу, если будут высказывать свои подлинные мысли. Воистину, настало царство террора»[811].

Другие газеты, впрочем, полагали, что такое «царство» — как раз то, в чем нуждается Ричмонд. «На наших улицах спокойно», — торжествовала Dispatch, так как военная полиция «арестовала всех бездельников, бродяг и подозрительных лиц… Следствием этого стали покой, безопасность, уважение к жизни и собственности и быстрое возрождение патриотического духа». Examiner считала, что в случае чрезвычайной ситуации «правительство обязано вводить такие меры военным приказом»: «К черту умеренность и вопросы о конституционности! Мы хотим эффективного сопротивления!»[812]

Некоторые командующие военными округами вдали от Ричмонда взяли на себя ответственность за объявление военного положения, что вызвало бурные протесты. Введение военного положения в некоторых районах Луизианы и Миссисипи генералом Ван Дорном в июле 1862 года вынудило губернатора штата возразить: «Ни один свободный человек не может и не должен подчиняться [столь] деспотичной и противозаконной узурпации власти»[813]. Дэвис запретил генералам самостоятельно приостанавливать действие права habeas corpus и вводить военное положение, однако те порой склонны были нарушать его прямое указание. Приостановка этого приказа оказалась эффективным средством для форсирования призыва в тех районах Юга, где суды штатов издавали приказы habeas corpus, согласно которым призывники должны были быть отпущены.

Сторонники гражданских свобод называли введение военного положения и призыв звеньями одной цепи, проклиная «деспотизм» Дэвиса. Группу, противостоящую в этих вопросах администрации, возглавлял своего рода триумвират выходцев из Джорджии: губернатор Браун, вице-президент Стивенс и Роберт Тумбз, честолюбивый, но к тому времени разочарованный бригадный генерал. Несмотря на то, что конституция Конфедерации санкционировала приостановку действия приказа habeas corpus в случае вторжения извне, Стивенс считал такое действие «неконституционным». «Забудьте об идее получения независимости вначале, а соблюдения свобод потом! — восклицал он. — Если мы лишимся наших свобод, мы можем больше никогда их не обрести». «Нас больше пугает перспектива военного деспотизма, чем вражеское порабощение», — вторил ему Браун. Тумбз клеймил «постыдную политику Дэвиса и его янычар»: «Дорога к свободе нельзя проложить через рабство»[814]. Уступив подобному недовольству, Конгресс в апреле ограничил число территорий, где было введено военное положение, и постановил, что оно будет отменено в сентябре. В октябре Конгресс продлил полномочия Дэвиса по приостановке действия habeas corpus, гарантировав их прекращение в феврале 1863 года. Сопротивление всеобщей воинской повинности вынудило Конгресс прибегнуть к приостановке приказа в третий раз в феврале 1864 года, но уже в июле эта мера снова была отменена.

Таким образом, Дэвис обладал властью приостанавливать действие habeas corpus на протяжении лишь 16 месяцев. Большую часть этого срока он не пользовался такой привилегией широко, в отличие от своего коллеги в Вашингтоне, поэтому риторика сторонников гражданских свобод, опасавшихся тирании исполнительной власти, представляется чрезмерной. Конфедерация не сталкивалась с проблемой северян, вынужденных управлять захваченной территорией с враждебно настроенным населением, равно как не таким большим (хотя, безусловно, заметным) было и число нелояльных ее администрации граждан в глухо возмущавшейся глубинке, в отличие от значительного количества недовольных Союзом жителей пограничных штатов (в основном именно в этих штатах администрация Линкольна прибегала к ограничению гражданских свобод).

Весной 1862 года военные успехи Союза послужили причиной ослабления репрессий северян. С июля 1861 года государственный секретарь Сьюард был ответствен и за внутреннюю безопасность; такое довольно странное решение президента было, возможно, связано с недоверием Линкольна к военному министру Кэмерону. Сьюард организовал группу агентов, чей пыл в искоренении всяческой измены не останавливало отсутствие доказательств. Судя по всему, Сьюард упивался своей властью отправить за решетку любого, кого он подозревал в поддержке мятежа. Как с демократического, так и с республиканского фланга стали раздаваться возмущенные возгласы. Возможно, и была необходимость арестовать членов легислатуры Мэриленда, симпатизировавших Конфедерации, но заключение в тюрьму таких деятелей, как видный северный демократ из Нью-Джерси Джеймс Уолл (которого вскоре должны были избрать в Сенат), Хорас Грили охарактеризовал так: «Вы разрываете саму ткань общества»[815].

Линкольн осознавал справедливость таких протестов. К февралю 1862 года содержание под стражей почти двух сотен «узников совести» больше вредило, чем способствовало делу Союза. Назначение Эдвина Стэнтона военным министром позволило начать перемены, и 14 февраля надзор за внутренней безопасностью был отдан его министерству. В самом начале мятежа, объяснял президент, жесткие меры были