капитаны мечтали превзойти Фаррагута, подавив речные батареи мятежников и взяв на прицел Ричмонд. Чиновники Конфедерации начали было паковать документы и готовиться к бегству из города, но острый момент вскоре миновал: 15 мая батареи у Дрюри-Блафф в семи милях к югу от Ричмонда остановили флотилию. «Монитор» оказался неэффективен против этого огня, так как его пушки нельзя было нацелить на вершину 90-футового откоса, где разместились батареи. Орудия мятежников вели яростный навесной огонь по канонеркам, а снайперы, притаившиеся вдоль берегов, отстреливали янки на палубах. Флот вынужден был уйти ни с чем, и в Ричмонде раздался всеобщий вздох облегчения.

Несмотря на лучик солнца, мелькнувший при Дрюри-Блафф, Югом овладевало чувство надвигающегося конца. Армия Макклеллана приблизилась к Ричмонду на расстояние шести миль, а известия о поражениях и отступлениях на западе поступали чуть ли не ежедневно. В атмосфере кризиса, порожденного событиями весны 1862 года, Конгресс Конфедерации объявил о введении всеобщей воинской повинности и военного положения. Недовольство внутри страны росло, доллар Конфедерации рухнул. В эти же месяцы обретшее уверенность союзное правительство освободило политических заключенных, приостановило набор в армию и наладило стабильное финансирование войны, причем позитивное развитие событий в тылу резко контрастировало с тем, что происходило на передовой.

14. Движущие силы войны

I

Пока Юг, казалось, побеждал в войне, Джефферсон Дэвис являлся признанным вождем Конфедерации, но неудачи подмочили его репутацию. «Очевидные и вопиющие свидетельства неэффективности», продемонстрированные при сдаче фортов Генри и Донелсон, стоили Дэвису, по словам Richmond Whig, «доверия граждан страны». Конгрессмен от Южной Каролины Уильям Бойс жаловался на «потрясающую некомпетентность президента, поставившего нас на грань катастрофы». Джордж Бэгби, редактор Southern Literary Messenger, также сотрудничавший с несколькими другими газетами в качестве корреспондента в Ричмонде, писал весной 1862 года: «Настали чрезвычайно тяжелые времена… И все дело в нем [Дэвисе]: холодном, высокомерном, сварливом, ограниченном, упрямом как осел и зловредном как нарыв. Пока он жив, надежды на успех нет»[795].

Дэвис был возмущен «низкими», как он их назвал, нападками на него со стороны деятелей, «сеющих раздоры ради увеличения личного и партийного влияния»[796], однако он и в самом деле не был безгрешен в отношении чрезмерной гордыни и упрямства. Слишком строгий и лишенный чувства юмора Дэвис не выносил недалеких людей. Ему не хватало умения Линкольна ради общего дела сотрудничать с людьми различных убеждений. Линкольн скорее выиграл бы войну, а не спор, Дэвис же предпочитал побеждать в полемике. Хотя он редко отвечал своим критикам публично, частным образом он давал им отповедь в такой манере, что их враждебность только росла. Даже его преданная жена Варина признавала, что «стоит кому-либо не согласиться с мистером Дэвисом по любому вопросу, как тот впадает в негодование и обвиняет своего оппонента во всех смертных грехах». Президент страдал от расстройства пищеварения и невралгии, которая усугублялась стрессами военного времени и привела к тому, что он ослеп на один глаз. Кроме того Дэвиса мучили постоянные боли, никак, конечно же, не смягчавшие его крутой нрав. Он сознавал свою обидчивость и сожалел о ней: «Хотел бы я научиться не обращать внимания на тех, кто досаждает мне, — говорил Дэвис жене в мае 1862 года, — быть терпеливым и милосердным, равно относясь и к единомышленникам, и к критикам»[797].

Единомышленники хотели от администрации более энергичного и решительного ведения войны. Война должна стать тотальной, писал один генерал конфедератов, «при которой все население и вся промышленность… должны быть приспособлены к военным нуждам, и любой общественный институт необходимо перевести на военные рельсы»[798]. Весной 1862 года правительство Конфедерации пошло на два радикальных шага, призванных воплотить в жизнь такие рекомендациям: ввело обязательную воинскую повинность и военное положение, однако после этого нападки критиков стали только более язвительными.

Зимой 1861–1862 годов война потеряла для южан свою привлекательность. «Романтический флер этого предприятия полностью исчез, — писал солдат из бригады „Каменной Стены“ Джексона в долине Шенандоа, — причем не только у меня, но и у всей армии»[799]. На Юге по-прежнему было больше солдат, чем оружия для них, но такое положение вещей ожидала быстрая и катастрофическая развязка весной, и вовсе не из-за неожиданного притока вооружения, а из-за окончания срока службы рекрутов-«одногодичников», которые составляли почти половину действующей армии[800]. Немногие из них горели желанием записаться в армию вторично. «Если я останусь жив по истечении этих двенадцати месяцев, то впредь постараюсь держаться [от армии] подальше, — писал другой солдат из Виргинии в январе 1862 года. — Сомневаюсь, что протяну еще год»[801]. Ситуация выглядела так, что армия южан грозила раствориться в воздухе, как только янки начнут свое весеннее наступление.

Конгресс Конфедерации поначалу рассматривал данную проблему в ставшем привычном волюнтаристском ключе. В декабре 1861 года был принят закон, гарантирующий волонтерам-«одногодичникам» премию в размере 50 долларов и 60-дневный отпуск в случае их согласия на продление срока службы. Более того, в законе специально оговаривалось, что такие добровольцы могут записываться в другие полки и избирать новых офицеров, если возникнет такое желание. Как заметил один аналитик: «Едва ли враг мог выдумать для южан худший закон»[802]. Отпуска могли ослабить армию в решающий момент столь же сильно, сколь и массовые отказы от дальнейшей службы. Выборы новых офицеров могли вызвать смещение эффективных поборников дисциплины в пользу «компанейских парней»; процесс организации новых полков был прямым путем к хаосу, особенно после того как многие бывшие пехотинцы решили служить второй срок в более престижных (и безопасных) кавалерийских или артиллерийских соединениях.

Потрясенный Роберт Ли назвал такой закон «в высшей степени разрушительным» и предложил взамен другой, по которому волонтеры «набирались для ведения войны». Хотя сам он вступил в армию Юга для сопротивления насилию федерального правительства, в данный момент Ли полагал, что война будет проиграна, если центральное правительство в Ричмонде не вынудит жителей вступать в армию. Дэвис согласился с его доводами и 28 марта 1862 года направил в Конгресс специальное послание, где рекомендовал ввести всеобщую воинскую повинность. Сторонники прав штатов и гражданских свобод протестовали, говоря о том, что подобная мера противоречит идеалам, за которые сражался Юг. Однако слово взял прямодушный и вспыльчивый сенатор от Техаса Луис Вигфолл, посоветовавший своим коллегам «прекратить играть в бирюльки»: «Враг в той или иной степени вторгся почти в каждый штат Конфедерации… Виргиния захвачена янки. Нам нужна большая армия. Каким способом ее можно набрать?.. Ни у кого нет индивидуальных прав, которые вступали бы в противоречие с благоденствием нации»