С этим выводом согласились более двух третей конгрессменов и сенаторов. 16 апреля ими был принят первый в американской истории закон о всеобщей воинской повинности. Согласно закону, все годные к строевой службе белые мужчины от 18 до 35 лет призывались в армию сроком на три года. Волонтеры, отслужившие один год, должны были остаться на передовой еще два года. Однако и в этом жестком законе остались лазейки. Призывник мог найти себе замену из группы «лиц, не подлежащих призыву», то есть тех, чей возраст был вне оговоренных законом рамок, или иммигрантов без прав гражданства. Такая практика была традиционна как для Европы, так и для Америки. Те, кто был призван в ополчение в ходе предыдущих войн, включая Войну за независимость, имели право послать вместо себя кого-нибудь другого. Даже всеобщая мобилизация времен Великой Французской революции не была всеобщей по сути: «заместители» находились и там. Приемлемым это делало предположение, что способности людей, могущих позволить выставить вместо себя замену, найдут лучшее применение в тылу, где эти люди смогут организовать поставки для нужд армии, нежели на фронте. Признавая, что даже замены не смогут сохранить все кадры, необходимые для выполнения обязанностей в тылу, 21 апреля Конгресс принял дополнительный закон, определяющий категории, которым не грозила служба на передовой: чиновники аппарата центрального правительства и правительств штатов, железнодорожные и речные служащие, телеграфисты, горняки, представители отдельных рабочих профессий, медики, аптекари, священнослужители и учителя. Конгресс не поддался давлению плантаторов, пытавшихся включить в этот перечень также и надсмотрщиков за рабами, правда, этот вопрос в будущем поднимался еще не раз.

Некоторые из этих категорий открывали возможности для подлогов. Профессия учителя внезапно стала очень популярной, и новые школы стали открываться во множестве. Одна за другой появлялись аптекарские лавки, предлагающие «различные пустые емкости, дешевые наборы расчесок и щеток, бутылочки с „краской для волос“ и „волшебными эликсирами“, а также другие снадобья с Севера». Губернаторы, сопротивлявшиеся воинской повинности, раздували штаты своих чиновников. Губернаторы Джорджии Джозеф Браун и Северной Каролины Зебулон Вэнс оказались особенно изобретательны: эти штаты освободили 92 % всех чиновников от призыва в армию. Браун настаивал на включении в эту категорию и офицеров ополчения, начав производить в офицерские чины сотни человек. Один генерал южной армии саркастически описывал полк ополченцев из Джорджии и Северной Каролины как состоящий из «трех старших офицеров, четырех штабных, десяти капитанов, тридцати лейтенантов и одного рядового, у которого кишки сводит от голода»[804].

Выставление замены являлось наиболее противоречивой формой освобождения от службы. Состоятельные граждане таким образом могли откупаться от армейской службы независимо от того, нужны были их таланты в тылу или нет. Именно вследствие этого появилась горькая поговорка: «Ведут войну богачи, а сражаются бедняки». Справедливости ради напомним, что некоторые бедняки могли и обогатиться (конечно, если возвращались с линии фронта живыми), уходя в армию «на замену». Посредничество в этих вопросах стало прибыльным бизнесом. Многие из «заместителей» дезертировали из частей при первой же возможности и продавали свои услуги снова и снова. Один житель Ричмонда, по слухам, таким образом продал себя тридцать раз. Стоимость услуг «заместителей» к концу 1863 года дошла до 6000 долларов (что эквивалентно 300 долларам золотом или зарплате квалифицированного рабочего за три года). Злоупотребления заменами стали столь вопиющими, что в декабре 1863 года Конгресс упразднил такую привилегию.

Основной целью призыва было побудить добровольцев записываться в армию под угрозой принуждения, а не само это принуждение. Например, согласно закону о призыве, потенциальным новобранцам давалось тридцать дней, чтобы избежать клейма «призывника», записавшись в армию волонтером. В таком случае они получали право присоединиться к новым полкам и участвовать в выборах командиров, как и волонтеры 1861 года. Призывники же и «заместители», напротив, обязаны были прибыть в уже сформированные полки. В какой-то мере метод кнута и пряника принес свои плоды: в течение 1862 года общая численность войск Конфедерации возросла с 325 до 450 тысяч (учитывая около 75 тысяч погибших и раненых, чистый прирост составил 200 тысяч человек). Призывники и «заместители» составляли менее половины из них: оставшиеся считались «добровольцами», даже несмотря на то, что мотивы их поступления на службу не обязательно диктовались сугубым патриотизмом.

Несмотря на достигнутые успехи, связанные с ростом численности армии, воинская повинность была наиболее непопулярным актом правительства Конфедерации. Мелкие фермеры, которые не могли откупиться от службы деньгами, «голосовали» против закона ногами, сбегая из частей в леса и болота. Должностные лица, проводившие в жизнь закон о призыве, встречали упорное сопротивление в глубинке и других районах, где лояльность Конфедерации была весьма условной или ее не было вовсе. Вооруженные банды уклонистов и дезертиров контролировали целые округа. Закон о воинской повинности вызвал беспрецедентное увеличение давления государства на народ, на плечи которого власть опиралась еще недавно. Даже некоторые солдаты, которые скорее бы приветствовали то, что уклонисты разделят с ними тяготы службы, рассматривали закон как отказ от идеалов, за которые они сражались. Один рядовой из Виргинии сказал про призыв: «…невероятная узурпация власти… и решительный отказ от одной из свобод, за которые мы сражаемся… если так пойдет и дальше, это заставит меня отказаться от присяги». А северокаролинский солдат рассуждал: «Когда мы то тут, то там слышим недовольные голоса, сравнивающие деспотизм Конфедерации с деспотизмом правительства Линкольна, то понимаем — что-то здесь не так»[805].

Воинская повинность обнажила главный парадокс ведения войны Югом: джефферсонианские цели достигались гамильтоновскими методами. Последователи Джефферсона не могли это принять. Наиболее откровенный из них, губернатор Джорджии Джозеф Браун, заклеймил призыв как «опасную узурпацию Конгрессом гарантированных прав штатов… что противоречит всем принципам, ради которых Джорджия начала революцию»[806]. В ответ на это Джефферсон Дэвис надел маску приверженца Гамильтона. Конституция Конфедерации, напомнил он Брауну, дает Конгрессу власть «формировать и обеспечивать армии», а также «обеспечивать совместную оборону».

Также там содержится и другая статья (заимствованная из Конституции Соединенных Штатов), передающая Конгрессу право издавать все законы, «которые будут необходимы и уместны для приведения в действие вышеперечисленных полномочий». Браун отрицал конституционность призыва на основании того, что он не был санкционирован Конституцией. Такой подход отвечал принципам доктрины Джефферсона, освященной поколениями южан, интерпретировавших Конституцию буквально. Однако, говоря языком Гамильтона, Дэвис настаивал на том, что раздел о «необходимых и уместных» мерах как раз подразумевал призыв в армию. Разумеется, никто не думал оспаривать эту необходимость, «когда само существование нашего государства находится под угрозой со стороны армии, многократно превышающей нашу по численности». Поэтому «единственно верный способ — выяснить, прописано ли в законе стремление к