потянулась к нему, но в последний момент его загородил Дей, и кровь мигом повернула в сторону сидящего рядом Эна. Молодой ювелир даже не шелохнулся, когда к нему поползла эта красная линия, похожая на алую змею, готовую к нападению. Кто-то рядом с ним крикнул чтобы тот убегал, но Эн так и продолжил невозмутимо сидеть, не сводя глаз со стремительно приближающейся крови. Под его налобной повязкой были видны золотые зрачки, которые при свете послеполуденного солнца казалось светились изнутри недобрым огнем. Он продолжал хладнокровно ждать, словно хищник, поджидающий, когда жертва сама подойдет к нему. Когда же кровавая полоса коснулась его ноги, Феликс непроизвольно зажмурил глаза, услышав дикий вопль боли. И лишь несколько секунд спустя он понял, что кричал вовсе не Эн. Истошный крик доносился откуда-то из-за холма, притом это были сразу несколько голосов. Кричали по меньшей мере десяток людей.

— Ч-что это было? — запинаясь пробормотал Феликс, сжимая в руках серебряный кулон Силестии и выглядывая из-за широкой спины Синоха, который загородил его с другой стороны.

Ответ на его вопрос не заставил себя ждать. На горизонте, словно корабль на волнах, появилось какое-то сооружение, которое медленно начало приближаться к ним. Когда же до него оставалось не больше нескольких сотен шагов, Феликс понял, что это на самом деле был настоящий корабль. Внушительных размеров галеон медленно приближался к ним, следуя за целым стадом самсонских жеребцов, которые тянули его с помощью толстых канатов, привязанных к их шеям. Когда корабль приблизился достаточно, чтобы можно было разглядеть стоявших на палубе людей, Феликс заметил, что к его днищу были приделаны несколько больших железных колес. Оставляя глубокие колеи, они медленно крутились, и словно жернова, перемалывали зеленую траву. И хоть сам корабль с первого взгляда был вполне обычным, от прозорливого Феликса не ускользнули множество бантиков и цветных ленточек, которыми были украшены его мачты и борта, словно он только что прибыл с какого-то грандиозного парада. Глядя на него, Феликс сразу подумал о драгунах из Каркастла — элитных кавалеристов империи, которые тоже любили украшать свои боевые доспехи разной цветной мишурой и перьями. Помимо корабля, который плавно приближался к ним, словно огромная ленивая черепаха, из-за холма выехали еще не меньше сотни всадников, облаченных в какие-то ржавые доспехи, и с длинными копьями наперевес. Некоторые из них вели под уздцы сбежавших лошадей, которые все еще вырывались, но уже не столь яростно как раньше.

В полном молчании, наступившем после истошного крика, который — и в этом Феликс не сомневался — исходил с этого самого корабля, прошло несколько долгих минут. Феликс не отрывал взгляда от корабля, примечая все новые необычные детали в его строении. Например, цветные бантики, развешанные по всему корпусу, на деле оказались молельными лентами, и были сплошь усеянными сакральными письменами. А там, где обычно располагались бойницы, росли лишенные листвы узловатые ветки, толщиной с человеческое тело. И еще множество разных мелочей, не заметных с первого взгляда, отличали этот корабль от тех, что бороздят морские просторы.

Пока Феликс присматривался к этому необычному судну, всадники уже взяли всю их группу в плотное кольцо, направив на наемников свои кривые копья, которые, как оказалось, были обычными толстыми ветками с заостренными концами. Когда же Феликс присмотрелся к всадникам получше, то понял, что и доспехи, которые он сначала принял за ржавые железяки, на деле тоже оказались деревянными. Сходство с ржавчиной им предавала толстая коричневая кора, которую никто не удосужился счистить. Шлемы тоже были весьма непривычные — это были простые пеньки, с проделанными отверстиями для глаз и дыхания. У некоторых даже имелись неровные отростки, которые напоминали кривые носы и рога, и на них тоже были заплетены разноцветные ленточки. Глядя на окружившего их противника, Феликс понял, что с такой оравой им никак не справиться, даже если бы каждый из его спутников был равен по силе с Синохом.

— Бросьте свое оружие, несчастные создания! — разнесся над равниной наполненный церковным величием голос.

Несколько секунд наемники стояли не двигаясь, и все взгляды были прикованы к Эскеру, ожидая его дальнейших указаний. Когда же глава наемников тихонько кивнул, и медленно положил свой меч на землю, все остальные его подчиненные также последовали его примеру. Лишь Хольф не выпустил из рук свой жуткий на вид топор, и хмуря свои взъерошенные брови, со злостью глядел на окруживших его врагов. Заметив это, Эскер быстро подошел к никсу, и глядя ему прямо в глаза, медленно проговорил:

— Положи топор, никс. Сейчас же. — он схватился за рукоять и потянул на себя, но Хольф так крепко держал древко, что Эскеру даже не удалось пошатнуть никса, не то что выдернуть его оружие.

— Положи, тебе говорят, упрямая болотная моль! — рявкнула на Хольфа разозленная Анья.

— Почему Хольф должен слушать слова деревьев? — возмутился никс, проводя суровым взглядом по рядам всадников. — Деревья сами к нему пришли, так почему же старику Хольфу их не порубить на дрова?

— Да потому что они убьют нас раньше, чем в твоей тупой голове созреет хоть одна здравая мысль. — снова огрызнулась Анья.

Хольф опять посмотрел на пиктских всадников, а затем, с видом глубочайшего презрения, откинул свой топор, словно тот тоже чем-то насолил ему.

— Вы, незнающие милости заблудшие овцы, что ищите на святой земле?! — снова раздался голос.

— Для начала сам покажись и назови себя, тогда и мы дадим тебе ответы! — прогремел Арель.

— Увядшие в пороках и невидящие истинного Господа, я не удивлен, что ваши грехи, как ярмо на шее, заставляют ваши глаза смотреть лишь на землю под вашими ногами! Подними головы, о презренное стадо!

Тут Феликс, как и остальные, наконец увидел того, кто говорил с ними. Огромный, не уступающий Синоху в крепости тела, мужчина в белой юбке стоял у края борта. Это был лысый старик с длинной белой бородой, доходившей почти до пояса. Его голый торс и лицо были покрыты такими же кровавыми узорами, как и у Джелу, только вот в отличии от наемника, он не корчился от нестерпимой боли. Но самым страшным в его виде был дикий взгляд, который заставил Феликса испытать неприятное чувство обреченности. Старик смотрел на них такими выражающими безумие глазами, будто увидел перед собой убийц всей своей семьи, которым поклялся отомстить во чтобы то ни стало. И Феликс искренне недоумевал как с таким бешенным взглядом тот может так уверенно управлять своим голосом, который был относительно спокойным, но при этом не лишен одухотворенной надменности, которую можно было уловить в речах служителей церкви