— Имя мое Изеул, и я тот, кто несет слово Господа нашего, того, кого величают Благостным Чудом!

— Что тебе нужно от нас, Изеул?! — прокричал ему в ответ Эскер, приложив руку к прорезям своей маски чтобы заслонить глаза от слепящего солнца. — Ты знаешь кто мы, и что мы не несем никакого зла в твои земли. Отпусти нас, и мы уйдем с миром.

— Те, кто не видят истину, и не признают Благостное Чудо, есть самые настоящие еретики! Моя земля стонет под грузом ваших грехов и пороков! Кто тот дьявол, что наслал на моих добрых сынов эти страшные муки?! — провозгласил Изеул, указав рукой на ту часть корабля, которую Феликс не мог увидеть.

— Если хочешь увидеть дьявола, то взгляни на свое отражение, ничтожная мышь! — сплюнула Анья, одарив Изеула презрительным взглядом.

— Морская ведьма, ты тоже с ними?! — глаза старика еще сильнее выпучились от недовольства, и у Феликса возникло ощущение, что они вот-вот вывалятся из глазниц. — Ты, дочь наших отцов, тех, кого коснулось благословение Чуда… Нет, это не могла быть ты.

— Мои отцы были гордыми сыновьями моря, а не горсткой презренных трусов, закрывших глаза на свои проступки! — выкрикнула ему в лицо Анья.

Изеул никак не отреагировал на ее слова. Старик, казалось, вообще перестал обращать на нее внимание, и теперь его глаза осматривали пленников, внимательно всматриваясь в каждого из них. У Феликса сжалось сердце, когда эти выпученные глаза остановились на нем, и он поспешил поскорее опустить голову, только бы не встречаться взглядом с этим обезумившим стариком. Пока Изеул молча осматривал их группу, за его спиной снова послышались крики и стоны, которые в наступившей тишине были словно гром среди ясного неба. Наконец, когда предводитель пиктов закончил водить по рядам наемников своим яростным взглядом, он поднял руку и прокричал:

— Свяжите этих несчастных! Мы сможем узнать кто из них несет зло только в священном хороводе камней!

— Сначала освободи Джелу от своих проклятых надписей! — подался вперед Эскер.

Изеул, который уже успел повернуться к ним спиной, медленно обратил свое бородатое лицо на лежавшего у ног Эскера наемника.

— Боль — есть проявление истинной веры в Благостное Чудо. Зачем же мне лишать страждущих этой дарованной Господом участи? — проговорил он, и Феликс впервые уловил в голосе старика довольные нотки.

— Ты не вправе решать за других, что им делать с их душами и телами! — отчаянно прокричал Эскер.

Эти слова, похоже, подействовали на Изеула куда больше, чем недавние оскорбления Аньи. Он снова повернулся в их сторону, и подойдя к перилам корабля, наклонился вперед и прокричал:

— Я тот, на кого возложили святую честь нести волю Благостного Чуда! — гордо возвестил он, и Феликс в который раз вздрогнул от его громкого и совсем не подходящего для священника голоса. Такой рык подошел куда больше какому-нибудь атаману разбойников, чем священнослужителю. — Его высокопреосвященство понтифик Ангустус наделил меня словом Господнем в святых залах Матери Всех Церквей. Кому, как не мне вести слепцов через мрак невежества и пороков, на встречу теплому свету нашего доброго Господа?

— Ты разве не видишь, что он уже на грани своих сил, или смерть тоже одна из ваших благостей?! — не уступал Эскер, и его слова, похоже, наконец возымели нужный эффект.

Изеул снова взглянул на Джелу, прищурив свои глаза. Удостоверившись, что слова Эскера имеют истину, он подозвал к себе кого-то, кто находился за его спиной. Феликс увидел, что это был человек в белой сутане и с деревянной маской на лице, которая выглядела так, будто узловатые корни мертвой хваткая связали всю его голову, оставив лишь небольшую прорезь для глаз и рта.

— Будь по-твоему, неверующее дитя. Любовь Чуда к жизням всех Его детей, есть главная из милостей! Мы снимем с этого несчастного святые знаки!

Проговорив эти слова, он дал приказ человеку в маске, и тот, как и сам Изеул, подошел к краю корабля. Феликс ожидал, что тот начнет читать какие-нибудь непонятные черные молитвы или что-то в этом роде, но тот лишь нагнулся к перилам, и потянулся рукой к кривобоким веткам, которые росли из борта корабля. Только когда он это сделал, Феликс заметил, что эти самые ветки своими искаженными формами очень сильно напоминают застывшие в агонии человеческие фигуры. Бугристые шишки были словно кричащие от боли лица, а длинные ветки походили на ломанные и возведенные к небу руки. Помимо этого, на этих кошмарных отростках можно было разглядеть засохшую кровь, а кое-где к ним были прибиты гвоздями настоящие человеческие волосы. Та ветка, к которой потянулся помощник Изеула, была проткнута семью мечами.

Когда человек в маске перевалился через перила и схватился за первый меч, Изеул принялся читать странные молитвы. Его грубый бас разносился по полям, смешиваясь с криками Джелу, который изогнулся дугой, когда шаман начал вытаскивать первый меч. Дэй наклонился к стонущему наемнику, и положил свою единственную руку ему на лоб, чтобы удержать того от диких метаний, что немного успокоила Джелу. Так продолжалось до тех пор, пока все мечи не были вытянуты из деревянной статуи. В конце Джелу уже не извивался, и было ясно, что тот уже привык к боли настолько, что мог ее уже не замечать.

— Теперь вы пойдете вместе с нами в хоровод камней! — возвестил Изеул, закончив читать свои молитвы. — Мы должны узнать, кто из вас сеет зло!

Прежде чем их связали, пиктские всадники внимательно всех обыскали, отняв все имеющееся оружие, которое хоть как-то могло представлять опасность. К великому счастью, они не стали забирать у Феликса сумку со скрижалью. Когда один из воинов в деревянных доспехах приказал Феликсу показать, что тот прячет в своей сумке, скрижаль не светилась, и выглядела как кусок обычного безжизненного камня. Наверное, решив, что Феликс просто сумасшедший, раз носит в сумке тяжелую надгробную плиту, воин не стал отнимать ее, но забрал у маленького никса меч и кинжал, которые находились у него на поясе. У Аньи отняли ее посох и трубку, а также велели снять ее китель, в котором та хранила пузырьки с зельями. Похоже, эти степные жители были хорошо знакомы с алхимией, раз так тщательно обыскивали капитана пиратов. После обыска их связали толстыми веревками, а Синоха так и вовсе заковали в цепи, на которые были нанесены светящиеся руны. Увидев, что с Феликсом ничего не случилось, и скрижаль все еще при нем, монах не стал сопротивляться, и покорно позволил надеть на него тяжелые цепи. Джелу же, который все еще