– Она сама явилась и хотела заинтересовать меня, но я отказал ей еще раньше. Раньше, чем ты пришла. Это была ее последняя попытка, но она провалилась. Я не хочу ее! Я не хочу никого, кроме тебя, Юлия, ты слышишь? Я не притронулся к ней и пальцем. Никогда, слышишь, никогда не делай этого. Не надо! Ведь я люблю только тебя! Ты так крепко засела у меня в голове, в сердце, под кожей, что больше никому и никогда не удастся меня от тебя вылечить. А я и не хочу. Ты научила меня любви, маленькая моя, огненная малышка. Приручила как дикое животное. Я весь твой, с потрохами. Только не умирай, девочка моя. Ты меня сейчас до смерти напугала. Слышишь? Понимаешь? Я согласен на все! На все, ты слышишь меня?! На все, что скажешь или захочешь!

Я потрясенно молчала, не веря собственным ушам, глазам и чувствам. Он сказал правду? Он меня любит! Не увидев ответной реакции, Тер все настойчивее просил:

– Ты хотела, чтобы я первым надел браслеты Ганту. Я согласен, любимая. Даже если ты их не наденешь никогда, согласен. Для тебя и ради тебя, любимая моя девочка!

Он мягко высвободил из моих израненных рук браслеты, провел когтем по собственной ладони и обагрил их в нашей крови. Взял пару и надел на свои запястья. В тот момент, когда Тер защелкнул браслеты, они вспыхнули ярким красным цветом, моим цветом, и я отчетливо ощутила отголосок своей крови в магических артефактах. Мой мужчина коротко вздохнул и снова преданно посмотрел на меня:

– Ты довольна, любимая? Отныне я полностью твой! Безраздельно! Твой! Я люблю тебя!

У меня по щекам снова потекли слезы. Только теперь слезы счастья и радости. Я забрала у Тера вторую пару и защелкнула их на своих запястьях. Навсегда! Они тут же вспыхнули ярким синим огнем. Но я и без них знаю, что принадлежу только одному мужчине! Вскинула на Тера сияющие счастьем и любовью глаза и прошептала, ласково, трепетно касаясь его лица в нежной ласке:

– Я люблю тебя и буду любить всегда!

И услышала в ответ, его твердое, уверенное признание:

– Я люблю тебя и буду любить всегда! Ты главнее всего на свете! Твоя любовь для меня важнее всего!

И вдруг над нами вспыхнул купол: словно надули большой мыльный пузырь, а он взял и неожиданно лопнул. Лично мне показалось, что сразу стало легче дышать. Испуганно приникнув к груди любимого, я спросила:

– Что это было?

Тервишесс подхватил меня на руки и с легким счастливым смехом закружил.

– Это проклятие, любимая! Оно пропало! У нас получилось! Нет, у тебя получилось.

Я радостно смеялась, наслаждаясь его горячими руками:

– Нет, любимый, это как раз ты его разрушил!

Заметив его недоуменный взгляд, я процитировала слова второй части проклятия и пояснила свою мысль:

– Арвен сказал, что Даирс любила и хотела, чтобы ее избранник тоже научился любить. Поставил свою любовь выше всех благ и удовольствий. И ты это сделал! Ты признал свою любовь ко мне самой величайшей своей ценностью, тем самым разрушив проклятие дрийя.

– Так просто? Клянусь самим Ганту, я готов полюбить всех самок дрийя и признать эту любовь великой! – раздался ироничный и вместе с тем веселый голос Шервисса.

Мы с Тери обернулись и уставились на него. А я про себя, с радостью, конечно, отметила, что любимый впервые на моей памяти потерял контроль настолько, что не заметил, как к нам подлетели несколько телохранителей во главе с Шервиссом и благоговейно ожидали, когда мы закончим признаваться друг другу в любви. Все, кроме одного темпераментного, нагловатого болтуна! Поэтому такой же веселой ехидцей парировала:

– Ты забыл, дамский угодник, волокита и сердцеед, что проклятие снято и теперь тебе могут предъявить общий счет, причем в наследниках! Ты уж лишний раз подумай, прежде чем делать что-либо во имя «великой» любви.

Эпилог

Я кормила грудью своего сынульку, поглаживая его огненные волосики и заглядывая в сонно закрывающиеся белесые глазки. Интересно, чей цвет достался ему по наследству? Играя с маленькой, но уже такой крепкой лапкой с небольшими коготочками, я вспоминала последние два года, прошедшие с того знаменательного дня, когда пало проклятие. Было столько восторгов, шума, суеты! А сколько родилось нечаянных, со смешанной магией, незаконных отпрысков у дрийя! За семьсот лет они совсем отвыкли в чем-либо отказывать себе. Вот и результат!

Дальше пошли сплошные дуэли чести, призывы к повелителю помочь женить очередного самца на великовозрастной доченьке, оказавшейся в известном положении. Зато численность дрийя неуклонно росла, как и число законных браков. Повелитель слишком радел за ответственность в жизни, поступках и чувствах, и его подданным волей-неволей приходилось перестраиваться и учиться жить по-новому, или по хорошо забытому старому, сдерживая свои любвеобильные сущности. Но, судя по поведению Шервисса, поголовного исправления ждать еще долго.

Мои мысли прервали родные большие ладони, осторожно скользнувшие по моим обнаженным плечам. Нежно поглаживая, они спустились к груди, у которой кормился маленький будущий повелитель из рода Черных Властелинов. Нынешний же, погладив пальцем нежную щечку сына, прильнул к моей спине. Склонился надо мной и лицом зарылся в волосы, лежавшие на изгибе моей шеи. Затем, слегка прикусив кожу, вызвал волну непередаваемо приятных мурашек, а потом завладел уснувшим ребенком.

Осторожно держа сына, Тер смотрел на него с такой беззаветной любовью и обожанием, что с их силой могла поспорить только его любовь ко мне, жене и матери его первенца. Я абсолютно уверена: меня он любит больше всех на свете и, несмотря на дичайший материнский инстинкт и чувства к своему пока единственному ребенку, понимаю, что так же люблю Тера. Больше всех на свете.

Это странно и в тоже время понятно. Нам двоим! Потому что мы – единое целое и разделить нас нельзя. Зато наша любовь к ребенку превосходит все мыслимые пределы, и, как заявлял Шервисс, ему придется в скором времени лично заняться воспитанием нашего сына, иначе мы непременно его испортим сумасшедшей опекой, заботой и любовью. А настоящему мужчине нужна дисциплина.

Я неизменно иронично отвечала Шервиссу, что понимаю, почему он не стал настоящим мужчиной. Ведь лично его дисциплине так и не научили. А моему ребенку важнее всего научиться любить и быть любимым, чтобы иметь возможность разделить ее на двоих и подарить жизнь другому.