нужно лишь получать послания, которые станут прибывать из Барселоны, доставлять их людям графа Уржельского и забирать ответы. Все сведения о реальном положении дел в войсках, включая те, что доставят солдаты из отрядов, которые прибыли из графств Кастельви-де-Росанес и Наварклес и защищали интересы их сеньора, Рожера Пуча, нужно было передавать устно..

– Кто будет сопровождать виночерпия, ваша светлость? – спросил мажордом, выслушав графа. – Тебе кто-то нужен?

Мажордом повел плечами в сторону Уго.

– Мне придется жить в военном лагере, сбывать и покупать вино, слушать, постоянно перемещаться – я не могу все это делать, сидя в повозке. Если я оставлю свое место, посыльным каждый раз придется меня искать. А бросить повозку я тоже не могу.

Уго вспомнил Жирону, Маира и армию короля Хуана. Виночерпий знал, что оставленная без присмотра повозка с вином не продержится долго в лагере, полном всякого сброда.

– Бери с собой русскую, – выпалил граф. – Все равно ты с ней спишь, – добавил он, чем удивил винодела.

– Нет…

Нетерпеливо взмахнув рукой, граф велел им удалиться.

– Я не сплю… – Уго попытался объясниться с мажордомом, который уже направлялся к выходу.

Мажордом отмахнулся от него таким же точно жестом, как и его хозяин.

Уго не спал с Катериной, но, по правде говоря, нередко об этом мечтал. Катерина была великолепна: она пополнела, и тело ее вновь стало таким манящим, что оба решили – лучше ей не попадаться графу на глаза. Вне погреба Катерина прятала свою чувственную плоть под грубой мешковатой одеждой и не стеснялась пачкать лицо и руки. Она также скрывала от окружающих ту улыбку, радость и оживление, какие появлялись на ее лице при виде Уго и его дочери. Но они с виночерпием никогда не занимались любовью.

– Я не могу предать женщину, которая спасла мне жизнь, – однажды призналась русская, когда под воздействием не то жары, не то вина обоих одолевало желание.

Уго принял ее отказ и отдернул руку, уже готовую сплестись с рукой рабыни, когда они сидели за столом в погребе. А Рехина… Он ее почти не видел. Иногда с ней сталкивался, но это случалось редко. В конце рабочего дня Уго шел в дом Барчи, где он жил. После поездки в Сарагосу Мерсе попыталась сблизить отца и мать, однако ей не потребовалось много времени, чтобы понять: никто из двоих этого не хочет.

– Это я спас тебе жизнь, – ответил тогда Уго. – Рехина исцелила тебя только потому, что была мне должна. Она спасла тебя не из сострадания, уж поверь.

Уго на несколько мгновений отвлекся, вспомнив, что он спас жизнь трем женщинам: Мерсе, его девочке, когда она только что родилась и Рехина настояла, чтобы он принял малютку в свой дом; Рехине, изнасилованной во время погрома, и Катерине, которую нашел умирающей в комнатушке на хуторе Рокафорта. Он вздохнул.

– Ты бы никого не предала, – устало заявил Уго. – Нашего брака больше нет, ты это знаешь; ты знаешь и то, что Рехина спала и с графом, и со многими другими…

– Да, но…

– Я уважаю твое решение, Катерина.

Уго нежно взял ее за руку: рука была очень мягкой – удивительно для женщины в ее положении. Он долго гладил ее ладонь, не выпуская из своей, и рабыня не противилась.

– Подумай о том, что я сказал. Рехина недостойна твоей верности, а ты – достойна…

Парень не осмелился продолжать, опасаясь, что Катерина ищет предлог для отказа и что она на самом деле не хочет ложиться с ним в постель. Улыбка русской положила конец всем сомнениям.

Перед отъездом в Балагер мажордом передал виноделу несколько бумаг, заверенных секретарем графа.

– Что здесь написано? – спросил Уго.

– Что граф отдает тебе русскую. Она будет сопровождать тебя, пока ты будешь торговать вином в лагере около Балагера. Вот разрешение на выезд из Барселоны. Под твою ответственность. Считай, что она твоя.

Уго и Катерина прибыли в окрестности Балагера в начале августа 1413 года, на несколько дней раньше короля Фердинанда. А в июле тремя палатами каталонских кортесов граф Уржельский был единогласно признан виновным в преступлении против его королевского величества.

В августе каталонцы, которые, по утверждению матери графа и других его сторонников, должны были по первому зову поднять оружие, не только не поддержали графа Уржельского, но и примкнули к армии Фердинанда. Монарх, желая продемонстрировать широту своей власти, созвал войска из различных каталонских городов: Лериды, Серверы, Тарреги, Манресы, Берги, Вилафранки, Монтбланка… Все они откликнулись на королевский призыв – как и отряды из Сарагосы, Валенсии и кастильских городов. Фердинанд покинул Барселону, чтобы лично возглавить осаду, но, опасаясь, что его отсутствие в городе может сыграть на руку врагу, убедил брата Висенте Феррера отправиться в Барселону, чтобы укротить души горожан, проповедуя, увещевая и суля адское пламя – обычную участь для тех, кто восстает против нового государя.

Но Уржельца предали не только каталонцы. Король Наварры, который прежде позволял гасконским и французским наемникам проходить через свои земли, отозвал разрешение и запретил кому бы то ни было в его королевстве оказывать поддержку повстанцам. Примерно в то же время скончался король Англии – на престол взошел принц Уэльский, принявший имя Генриха Пятого. Новый монарх первым делом заключил договор с Фердинандом, а потому обязательства помощи, взятые на себя его братом, герцогом Кларенсом, также были отозваны. И наконец, большая часть гасконского войска, нанятого доном Антонио де Луной за счет родового имущества дома де Уржель, взяла деньги и попросту сбежала.

Все эти новости дошли до Уго, когда он уже торговал вином со своей повозки в кишащем народом лагере. Вскоре у него кончились запасы, и он был вынужден покупать отвратительное вино по непомерным ценам у королевских поставщиков. Армия короля Фердинанда – восемь тысяч пехотинцев и четыре тысячи конников – исправно снабжалась припасами и разного рода продовольствием за счет престола. Однако пайкá всегда казалось недостаточно, и ко всем недовольным солдатам, искавшим иные пути снабжения, неизменно прибивались тысячи гражданских, мужчин и женщин, следовавших за армией. Здесь были и рабочие-сдельщики, своими неутомимыми трудами превращавшие лагерь в небольшой город: плотники, сооружавшие осадные башни; лесорубы; аптекари и оружейники, изготовлявшие порох; погонщики мулов и возчики, веревочники, кузнецы и многие-многие другие. Особенно выделялись дробильщики камней: обычно они занимались изготовлением камней для мельниц, а в лагере – каменных шаров, которыми стреляли бомбарды. Работа по снабжению армии снарядами (обстрелы Балагера велись непрерывно) была настолько тяжелой, что многие не выдерживали и бежали из лагеря. Королевские войска настигали беглецов и возвращали уже в