Рожера Пуча, знали его тайну. Теперь узнала и Катерина. Она с любопытством глядела на Уго, пока он смешивал вино с огненной водой, шафраном и корицей. Когда винодел счел, что смесь готова, он предложил Катерине попробовать, но та замахала руками и отказалась.

– Это для адмирала, достопочтенного Берната Эстаньола, – объяснил Уго караульным солдатам, показав бурдюк.

Винодел обежал весь лагерь, пока не взобрался на холм, где были установлены палатки короля и дворян его совета.

– Кто ты и зачем несешь вино адмиралу?

– Меня зовут Уго Льор. Я служил виночерпием у короля Мартина. В Барселоне я пообещал адмиралу, что доставлю ему то самое вино, которым монарх потчевал гостей на свадьбе с Маргаридой де Прадес.

Солдаты закивали. Рассказ звучал убедительно. Уго собрал всю волю в кулак, чтобы не выдать страха. Он не знал, как отреагирует Бернат.

– А может, вино отравленное?

Уго предвидел такое развитие событий.

– Да бросьте, – сказал винодел. Он взял бурдюк под мышку, налил изрядное количество жидкости в подвешенную к нему плошку и разом выпил. – Не отравлено. Хотите попробовать?

Солдаты переглянулись и в конце концов согласились. Выпили, Уго налил еще по одной.

– Так вот что пьют богатеи и придворные! – сказал один из караульных, поджав губы, и удовлетворенно кивнул.

– Отличное вино! – похвалил второй.

Они пошли на поиски адмирала. Уго обратил свой взор на Балагер, на его стены и дома, пострадавшие от непрерывных обстрелов королевских пушек. Было начало октября, жара сменилась осенним холодом – таков суровый климат этих земель. Под низким серым небом несметные войска Фердинанда выстроились на равнине, ожидая приказа начинать штурм. Плотники строили высокую башню, чтобы приставить ее к стенам. Уго мог разглядеть почти готовый скелет конструкции.

В этот раз виночерпию не пришлось дожидаться часами; скоро перед ним вновь предстал худощавый сварливый человечек, которого Бернат называл Герао. Он быстрыми шажками семенил за одним из солдат.

– Ты? – вскрикнул Герао, завидев Уго. – Тебе что, в прошлый раз мало досталось?

Уго подпустил его ближе.

– Заткнись! – рявкнул винодел.

Коротышка вздрогнул – он не ожидал такой реакции от Уго. Тот оробел после этой вспышки. Все слова вылетели у него из головы. Наконец он произнес:

– Я хочу увидеть адмирала.

– Стража! – закричал Герао.

– Нет! – воскликнул Уго, прежде чем подошли солдаты. – Помнишь Рожера Пуча? – спросил он, когда часовые к нему приблизились. – У меня есть доказательства того, что он предал короля…

Винодела схватили. Он попытался вырваться. Тут человечек поднял руку, и солдаты остановились.

– Клянусь, если ты снова расстроишь моего сеньора, – пробормотал Герао, – я лично тебя изобью.

Одетый как простой солдат, адмирал сидел в палатке, маленькой и незамысловатой. Не было ни ковров, ни подушек, ни гобеленов – только стул, на котором сидел Бернат, койка и маленький столик с тазиком и свечкой. Герао вошел в палатку без лишних проволочек. Заметив Уго, адмирал побледнел.

– Какого… – зарычал он.

– Он говорит, у него есть доказательства, что граф де Кастельви и де Наварклес предатель, – прервал Герао.

Бернат замолчал и пронзил виночерпия взглядом.

– Да тут предатель предателем погоняет[27], – холодно сказал адмирал.

– Я не предатель, – ответил Уго. Это было ясно для него как день, потому что Уго повторял себе тысячу раз: он не предатель и никогда им не был. – Я никогда тебя не предавал. Ни тебя, ни твою мать, ни твоего отца…

– Твоя жизнь меня не интересует, – перебил Бернат. – Что у тебя есть на Рожера Пуча?

– Его переписка с графом Уржельским.

– И о чем говорится в письмах?

Этого Уго не знал, но мог легко догадаться.

– Я не хотел ломать печати, – признался Уго. – Но там говорится о помощи, которую Рожер Пуч оказывает Уржельцу.

– Откуда у тебя эти письма?

Уго не ответил; вместо этого попытался выдержать холодный и невозмутимый взгляд Берната, но не смог.

– Ты шпион, – заявил адмирал, как только Уго отвел глаза. – Просто обычный шпион. Я мог бы повесить тебя здесь и сейчас без всяких объяснений.

– Так сделай это, – сказал Уго, вновь посмотрев в глаза Бернату. На этот раз он выдержал натиск. «Сделай это», – словно дразнил он глазами.

– Ты меня не впечатлил, – усмехнулся бывший корсар с усталой улыбкой. – Напрасно храбришься. Кто хочет умереть, в конце концов обретает смерть по собственной глупости. Что ты хочешь за эти письма? – внезапно спросил Бернат.

– Чтобы ты взял мою дочь под опеку, – выпалил Уго. – Заботился о ней и дал ей такое приданое, чтобы она могла найти богатого мужа.

– И все?

Уго задумался. Чего еще может желать отец, кроме хорошего приданого для своей дочери? Мерсе, наверное, будет разочарована, возможно, даже отречется от него за то, что он предал Рожера Пуча и графа Уржельского… Но будущее дочери важнее. И вдруг он вспомнил обещание, данное Катерине.

– Еще есть одна рабыня…

Бернат отмахнулся:

– Меня не волнуют рабы. Об этом договоришься с Герао. – Адмирал кивнул на человечка. – Хорошо, – прибавил Бернат. – Я возьму девушку под опеку, поселю у себя и дам ей денег. Если ты действительно сдашь мне Пуча, у нее будет столько золота, что она станет богаче любого барселонского жениха. Только давай проясним одну вещь: все это я сделаю для нее, а тебя видеть не желаю. Итак, где письма?

– Спрятаны.

– Так принеси! – приказал Бернат.

– Надо бы… сначала позвать нотариуса.

Катерина посоветовала парню: «Не отдавай писем, пока не будут подписаны бумаги на имя твоей дочери и…» Она не договорила, не осмеливаясь включить в договор и себя. Теперь Уго испугался, что разозлил Берната, но тот выразительно посмотрел на Герао, и маленький помощник кивнул, подтвердив, что просьба виночерпия уместна.

– Хорошо, – вновь согласился Бернат. – Ступай за письмами. Когда вернешься, все будет готово.

– Чуть не забыл! – воскликнул Уго, уже почти выходя из палатки. – Есть еще одна вещь, которую я бы хотел получить за эти письма.

21

Выслушав донесение Берната и изучив принесенные адмиралом письма, король пришел в ярость. К тому времени из Балагера сбежали уже многие – по своей воле или с разрешения графа Уржельского. Монарх прощал их, если беглецы клялись ему в своей преданности. Фердинанда умоляли помиловать и мятежного графа – первой это сделала беременная жена Уржельца и тетя монарха, которая бросилась перед Фердинандом на колени и отказывалась подниматься, не добившись цели. Король был неумолим, однако Изабелла продолжала стоять на коленях, ожидая его решения. Тщательно все обдумав, из всех милостей, о которых просила родственница, король решил даровать ей жизнь супруга. Были другие, кого Фердинанд так и не смог простить: среди них ближайшие сподвижники графа,