Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ошибка
Мы нередко ошибаемся, ошибочно используя слово ошибка, в том числе и в этой игровой фразе. Смысловые тонкости открылись мне благодаря Спартаку Петровичу Никанорову (1923–2015), гениальному мыслителю, автору и разработчику метода концептуального проектирования. В одной из своих работ он обращает внимание на следующее.
Значение слова «ошибка» понимают как несоответствие фактического результата некоторого действия ожидаемому результату. При этом причина, вызвавшая несоответствие, не рассматривается. Никаноров указывает, что действия, приводящие к этому несоответствию, могут быть разделены на две противоположные группы: к первой группе относятся действия, которые определены установленным бесспорным нормативом, правилом, порядком действий, а ко второй – те, для которых норматива не существует (быть может, и в принципе не может существовать). Отсюда следует правило: «ошибкой» следует называть только такое несоответствие фактического результата ожидаемому, которое возникло при наличии норматива, алгоритма действия. Например, есть метод извлечения квадратного корня; если им правильно воспользоваться, то корень из 144 будет равен 12. Если же 12 не получилось, значит, была допущена какая-то ошибка по ходу вычисления.
В случае, когда норматива на действие (алгоритма, правил, технологической карты и т. п.) не имеется, несоответствие между фактическим и ожидаемым результатами следует называть неудачей.
Для чего Никанорову понадобилось это разъяснение? Для того, чтобы опыт строительства социализма в СССР не называли ошибкой, поскольку изначально никто не знал, ни что именно должно в конце концов получиться, ни как к этому идти: «норматива» не существовало. А вот неудачей этот опыт назвать можно, потому образ того, что хотелось получить, имелся, но достигнут он был лишь частично и на ограниченное время. «Обвинение может быть предъявлено только лицу, совершившему ошибку, то есть отклонившемуся от нормы. А "неудачник" может сделать вторую попытку или может быть заменен на "удачника"», – пишет Никаноров.
Так что говорить, например, что «женитьба на ней была моей ошибкой» можно лишь в тех случаях, когда, скажем, было обещано приданое, но его не дали и т. п. А вот тогда, когда жизнь друг с другом не сложилась в силу каких-то трудноформализуемых причин, типа «любовь прошла», говорить можно о неудаче, но не об ошибке.
А вот если вы в незнакомом городе проложили маршрут, определив его с помощью карты, но не попали туда, куда хотели, – это ошибка: где-то не там свернули и не свернули там, где было нужно.
Взаимоотношения людей – вещь сложная, чаще всего прогнозировать результат с высокой точностью затруднительно или невозможно. Фраза «я в нем/в ней ошибся» чаще всего выдает желаемое за действительное: скорее всего, не было достоверных, «математически точных» оснований ожидать от другого человека строго определенного поведения, отклика и т. д. Да и по отношению к собственной жизни тоже не следует злоупотреблять оценкой «я ошибся». Лучше довольствоваться оценками «не повезло», «постигла неудача»: так и точнее, и для самолюбия куда приятнее, поскольку ответственность уже не только на вас лично, но и «на обстоятельствах»…
П
Память
(См. также История.) Вот уж действительно «главное» слово: не будь у человека памяти – не был бы он человеком. Я не спорю: у животных тоже есть память, и очень неплохая: собаки особенно явственно это нам демонстрируют. Или рыбы, вылупившиеся из икринок в одном месте, из века в век находят одну и ту же дорогу по морям и рекам от мест нереста к местам иной своей жизни – тоже память особого рода. Но это не то… Свою собственную жизнь животные (и рыбы, и птицы) не помнят, таблицу умножения и стихи – тоже. Хотя вполне можно научить собаку выполнять определенные действия при произнесении таблицы умножения и своими глазами убедиться, что звуки, в которых воплотилась таблица умножения, ей знакомы и памятны. А вот смыслы – нет.
Как устроена память человека – непонятно до сих пор. Вернее, недостаточно понятно: многое исследовано, изучено, объяснено, но многое пока находится в стадии постижения.
Моя память иногда мне кажется бездонной. Нет, я не способен, как уникум Соломон Шерешевский, с ходу и навсегда запоминать практически любые объемы бессмысленных слов, символов и т. п. Но я помню собственную жизнь со многими подробностями, мелкими деталями. Я могу нырять в свои воспоминания, уходя в глубь собственного микромира, восстанавливая все новые и новые подробности. Я не помню, конечно, вообще все, что со мной происходило, но того, что помню, достаточно, чтобы плавать, парить и копаться в собственной жизни, не испытывая ограничений и пределов. И это мне доставляет огромную радость, потому что жизнь моя была радостной, счастливой и в ней было совсем немного того, о чем вспоминать бы не хотелось, от чего делается стыдно. Такие моменты есть, но их мало.
Кстати сказать – забывание травмирующих воспоминаний – серьезная и важная задача, для решения которой какого-то общего рецепта не найдено. Не найдено потому, что механизм памяти еще во многом остается непонятым.
Исследователи знают о молекулярном механизме памяти очень много, и в общих чертах картина представляется выясненной. Известно, какие молекулы участвуют в процессе запоминания и извлечения из памяти, какова роль нейронов, синапсов, аксонов, различных белковых молекул, участвующих в работе всего аппарата памяти. Выяснены роли отдельных участков мозга, удалось во многом прояснить механизмы краткосрочной и долгосрочной памяти. Высказаны гипотезы о механизме сохранения образов в течение промежутков времени, превышающих время жизни белковых молекул, которые являются их носителями. И при всем при этом механизмы долгосрочной памяти остаются пока во многом непонятыми.
Успехов науки, изучающей память, тем не менее, немало. Так, например, удалось (пока на крысах) искусственно внедрить ложную память: то есть крыса начинает вести себя так, как будто она помнит о событии, которого с ней не происходило. Это важный результат. Поскольку показывает не только саму возможность помнить то, чего не было, но и перспективу создания насильственного внедрения в память любых чужих образов, событий, ощущений, которые станут своими. Для людей власти и политических манипуляторов открываются безграничные возможности. Впрочем, они и сейчас, используя пропаганду и навязанные через СМИ и систему образования исторические мифы, весьма эффективно манипулируют общественным сознанием и поведением.
Политическая память – думаю, что такой метафорой можно назвать историю – важнейший инструмент политики, управления народами. Буквально на наших глазах целым народам в короткий срок – жизнь одного поколения – внедрили комплексы жертв соседнего народа-оккупанта. Я имею в виду народы