одним из символов революционного движения и ассоциировалась исключительно со словами русского текста – «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Присутствовавшим чинам полиции звучание «Марсельезы» крайне не понравилось. Сочтя это недопустимой антигосударственной крамолой, полицейские даже не поленились составить протокол.

Вслед за Бриндежоном де Мулинэ перелет из Парижа в Петербург совершил француз Жануар, правда, тоже с промежуточными остановками. Тем не менее французы с гордостью заявили, что они соединили воздушным мостом столицы Франции и России.

Полет Жануара сопровождался тремя поломками, но 5 августа 1913 г. французский летчик наконец приземлился на Комендантском аэродроме в Петербурге. «Конечно, побить Бриндежона де Мулинэ мне не удалось, – признавал Жануар. – Едва я успел пролететь девятьсот километров, как у меня случилась первая поломка. За ней последовали и другие. Из-за них я терял время».

Пока Жануар добирался из Парижа в Петербург, случился неприятный казус: знаменитого строителя аэропланов Дюпер-Дюссена, на аппарате которого совершал перелет Жануар, посадили в тюрьму по обвинению в растрате 30 миллионов франков. Это было ударом и по самому Жануару, ведь он состоял у опального Дюпер-Дюссена главным инструктором.

«Воздушный авантюрист»

Многообразие спортивных дарований Сергея Исаевича Уточкина поражало воображение: он был одновременно футболистом, фехтовальщиком, велосипедистом, пловцом, а потом увлекся и авиационным и автомобильным спортом. В авиаспорте он был настолько бесстрашен, что его называли порой «воздушным авантюристом».

«Уточкин – кумир речников, велосипедистов всех званий, женщин, жадных до зрелищ, и уличных мальчишек, – отмечал писатель Александр Куприн. – Был он очень некрасив, но в минуты оживления – в улыбке – очарование. Из многих виденных мною людей он – самая яркая по оригинальности и по душевному размаху фигура».

В начале мая 1913 г. петербургские афиши возвещали: «Впервые в Петербурге – Ницца на Елагином острове! Карнавал. Корсо экипажей и автомобилей. Гвоздь программы: первый раз в России – полет авиатора Уточкина на гидроаэроплане. Подъем будет производиться с воды, и полет все время у взморья над водой. Спуск будет произведен на водную поверхность у Стрелки. Фейерверк с аэроплана».

В назначенный майский день стрелка Елагина острова, служившая традиционным местом прогулок петербургского бомонда и аристократии, заполнилась самой изысканной публикой, жаждавшей необычайного зрелища. Все дороги заняли автомобили, коляски и экипажи. Как обещалось в афишах, на Елагином острове гремело несколько оркестров, а шампанское лилось рекой.

«В роскошных туалетах, в огромных шляпах с дорогими страусовыми перьями, точно павы, расхаживали грациозные дамы, – описывал происходившее репортер. – На Неве с быстротой молнии моторные лодки разрезали волны, гудели сирены. Шатрами раскинулись буфеты на полянках и бойко шла торговля прохладительными напитками и всевозможными сластями».

А в то время, когда публика гуляла на Стрелке, напротив яхт-клуба на берегу Невы копошился у своего аэроплана, обыкновенного «Фармана», да к тому же еще и старого, заплатанного во многих местах, авиатор Сергей Уточкин.

Было уже полдесятого вечера (на час позже, чем обещано публике!), когда аэроплан наконец спустили на воду. Механик, по колено в воде, с большим трудом запустил мотор, и аэроплан быстро помчался по водной глади. Однако совершенно неожиданно навстречу ему из-за Стрелки, появилась лодка. Еще мгновение – и катастрофа была бы неизбежной.

Уточкину пришлось заглушить мотор и сделать крутой поворот. Лодка осталась в стороне, а самолет сбился с пути, сел на мель, накренился набок и начал тонуть. Авиатор упал в воду. К нему тотчас подошли катера, взяли его на борт, а летательный аппарат отбуксировали к берегу. Так неудачно закончился первый полет на гидроаэроплане в Петербурге. Впрочем, многие его просто не заметили: публика продолжала гулять на Островах.

Сергей Исаевич Уточкин. Начало XX в. Фотограф Я.В. Штейнберг

Спустя несколько месяцев, летом 1913 г., Уточкин снова стал героем газетных публикаций, но уже по совсем другому поводу: знаменитый спортсмен оказался в «доме умалишенных».

Поводом к этому послужило следующее обстоятельство: дежурившие на Дворцовой набережной чины полиции заметили Уточкина, тот был, по-видимому, чем-то сильно возбужден. Он остановился возле одного из подъездов Зимнего дворца и потребовал от швейцара доложить государю Николаю II о приходе авиатора. Швейцар бросился наперерез и преградил ему дорогу. Уточкин кинулся на швейцара с кулаками. Завязалась борьба, и прибежавшие служащие задержали Уточкина, который кричал: «Я – гений! Пустите, меня зовут!».

Под конвоем дворников и городовых Уточкина посадили в пролетку извозчика и привезли в ближайший полицейский участок. Оттуда его отвезли в «дом умалишенных» на Пряжке. Там авиатор рассказал, что возле Исаакиевского собора будто бы встретил царя, и тот пригласил его во дворец.

По словам осмотревших его врачей, Уточкин заболел «нервным расстройством». Авиатор рассказал о своих последних днях жизни в Петербурге, жаловался на крайнюю нужду, отсутствие крова и даже голод. Как заявил лечащий врач-психиатр В.В. Чехов, «ход болезни Уточкина еще не определен, но, во всяком случае, в настоящее время Уточкин – человек больной».

Известие о сумасшествии знаменитого Уточкина мгновенно облетело весь город. Все выражали сожаление и надежду на его выздоровление. Совет Всероссийского аэроклуба постановил выделить на лечение Уточкина 600 рублей – из «фонда для выдачи пособий пострадавшим авиаторам».

Живое участие в судьбе заболевшего Уточкина принял городской голова Петербурга. Авиатора из больницы на Пряжке перевели в казенную больницу «Всех скорбящих», в платное отделение. Город взял на себя оплату содержания Уточкина в больнице из сумм, находящихся в распоряжении городского головы.

В столице много говорили о том, что же послужило причиной психического расстройства знаменитого спортсмена. Вспоминали неоднократные «головокружительные падения» Уточкина – удары головой о трек во время велосипедных гонок, роковое падение на самолете в 1911 г. при перелете из Петербурга в Москву, когда, пытаясь совершить посадку, авиатор увидел, что садится на обрыв, и выпрыгнул из аэроплана. Самолет разбился вдребезги, а Уточкин получил, как признавали врачи, очень серьезные травмы.

Писатель Александр Куприн, глубоко интересовавшийся проблемами спорта и друживший со многими русскими спортсменами, отмечал, что для Уточкина никогда не существовало ничего невозможного. Тренируясь перед велосипедной гонкой, он по два раза подряд мог пробежать туда и обратно триста ступенек знаменитой одесской лестницы. По этой же лестнице он однажды прокатился на автомобиле.

«Я познакомился с Уточкиным в Одессе, когда он был еще велосипедным гонщиком и имел свой магазин, – рассказывал Куприн. – Тогда это был самый популярный человек в Одессе, которая его боготворила и буквально поклонялась. О его безумной смелости создавались целые легенды. Как я сам не раз убеждался, Уточкин действительно в полном смысле слова бесстрашный человек. С чисто русской беспечностью и