первую очередь это касается золота. Так, в ст. IX британское правительство заявляло, что «оно не явится инициатором каких-либо шагов, имеющих целью арест либо завладение золотом, деньгами, ценными бумагами или товарами, которые не могут быть опознаны как составляющие собственность Британского Правительства…» В свою очередь, ст. Х гласила: «Российское Советское Правительство обязуется не предъявлять каких бы то ни было претензий на распоряжение, каким-либо образом, капиталами или иной собственностью бывших Императорского и Временного Российских Правительств, находящимися в Соединенном Королевстве». Если отбросить все остальные детали, то главная цель для Москвы состояла в том, чтобы Лондон брал на себя обязательство не предпринимать никаких действий «против ввоза в Соединенное Королевство из России драгоценных металлов, будь то в монетах, кроме Британских и Союзнических, в слитках или в изделиях, или против их хранения, анализа, аффинажа, плавки, отдачи их в заклад или свободного распоряжения ими в Соединенном Королевстве, а равно не… реквизировать такие металлы»[1398].

«Это исключительно торговое соглашение, признающее де-факто советское правительство в качестве правительства России, каковым оно, несомненно является, — заявил на голубом глазу Ллойд-Джордж. — Оно осуществляет полный контроль над обширной территорией, большей, чем может контролировать любое другое правительство в нынешних условиях. Следовательно, оно должно быть признано де-факто правительством [бывшей] империи»[1399].

Надо сказать, золотая биржа Лондона отреагировала на заключение Красиным и Хорном соглашения падением цен на золото. Если 4 марта 1921 г. цена унции золота составляла 5.5.3 ф. ст. (5 фунтов 5 шиллингов и 3 пенса), то уже 5 апреля — 5.4.11 ф. ст. (5 фунтов 4 шиллинга и 11 пенсов), а 21 апреля — 5.4.8 ф. ст. (5 фунтов 4 шиллинга и 8 пенсов). Казалось бы, всего 4 или 7 пенсов. Но это индикатор, сигнал того, что Лондон и Москва договариваются.

А далее словно плотину прорвало. Уже 18 марта 1921 г. подписан Рижский договор с Польшей. Правда, и здесь не обошлось без того, чтобы паны не попытались запустить свои лапы в царскую кубышку с русским золотом. Так, в ст. 13 договора зафиксировано обязательство об уплате Польше Россией и Украиной 30 млн золотых рублей «не позже чем в годичный срок с момента ратификации настоящего договора». Это открывало и возможности для возобновления товарообмена между двумя странами, поскольку их экономики в значительной степени интегрировались во времена Российской империи, когда наиболее индустриально развитые районы страны входили в ее состав. 26 сентября 1921 г. полпред в Варшаве Л. М. Карахан, стремясь убедить НКВТ в желательности размещения заказов в стране пребывания, писал, «что, помимо расплаты золотом, в Польше возможны были бы торговые сделки на бумажные деньги — старые романовские»[1400].

В августе 1921 г. в Москву прибыла первая, начиная с 1918 г., официальная британская торговая миссия. Экономическая блокада России затрещала. Затем последовали аналогичные англо-советскому торговые соглашения с правительствами Германии, Италии, Швеции, Норвегии, Австрии, Чехословакии. «Большевистская Россия, — пишет американский историк Джеймс Уллман, — сделала свой наиболее важный шаг в направлении полного членства в буржуазном сообществе, к которому она так стремилась»[1401].

Но не все изменили свое мнение и после заключения соглашения. Как и прежде, проявляя завидное постоянство и непоколебимое упорство (или упрямство?), против торговли с Россией продолжал выступать лорд Керзон. Крайне консервативную позицию в этом вопросе занимал и Банк Англии, который по-прежнему категорически возражал против возможности предоставления кредитов советской стороне под обеспечение золотом в виде залога. К данному вопросу решили вернуться после заключения торгового соглашения с новыми властями России, обо всех перипетиях переговоров вокруг которого мы теперь осведомлены. И вот ныне такой документ официально существует. Хотя и после этих успехов советской стороны о полной нормализации отношений говорить было еще очень рано: официально сохранялась «золотая блокада».

Здесь уместно будет напомнить, что когда в мае 1920 г. в МИД Великобритании поступило обращение от лондонского отделения Московского народного банка с предложением о ввозе из России или Эстонии золота и «последующей продаже его Банку Англии без каких-либо ограничений», то поначалу в Форин-офисе, не проконсультировавшись ни в какой форме с Банком Англии, ответили, что это возможно по общим правилам, действующим для подобного рода операций, и МИД не намерен ни в какой форме вмешиваться в данный вопрос, но при соблюдении условия, что «это золото не должно быть здесь [в Англии. — С. Т.] переплавлено или реэкспортировано»[1402].

Однако затем у ряда экспертов возникли опасения, что эта операция с золотом может вызвать неприятные юридические последствия, ибо со стороны некоторых лиц могут быть поданы судебные иски к «де-факто российскому правительству». После длительных межведомственных консультаций представителей Банка Англии, Министерства финансов и правительства эксперты пришли к заключению, что следует пересмотреть действующий подход к вопросу импорта российского золота и пока не стоит ни в какой форме стимулировать ни ввоз драгоценного металла из России, ни его использование внутри королевства. К тому же, как по команде, в британских газетах, в частности «Таймс», появились сообщения, что в поступившем в Швецию из России золоте обнаружены значительные примеси других металлов, например висмута, и это привело к обесценению стоимости слитков на 18 %[1403].

Надо сказать, кое-чего противникам развития связей с Москвой добиться удавалось. Здесь они опирались на объединения британских обывателей, тех, кто когда-то в расчете на безбедную старость радостно приобрел российские ценные бумаги, а теперь страстно жаждал вернуть хотя бы часть своих кровных. И когда 15 апреля 1921 г. представитель правительства России Мэри Гринбаум разместила первую партию в 7 500 руб. в золотой монете царской чеканки в Банке Англии и сообщение об этом было передано в местную прессу, то незамедлительно последовал иск от общества держателей 5-процентных государственных облигаций Российской империи займа 1906 г.[1404] Состоялось разбирательство, и 13 июля 1921 г. судья Верховного суда[1405] вынес решение в пользу ответчика. В качестве обоснования он воспользовался положением законодательства еще царской России, согласно которому держатели правительственных долговых обязательств не имели права выдвигать требования к государственным золотым резервам, которыми эти облигации обеспечивались. А поскольку советское правительство «унаследовало царские резервы», то на них распространяется тот же порядок[1406].

Так как истец, требования которого, кстати, поддерживал Банк Англии, намеревался обжаловать это решение в апелляционном суде и палате лордов, то было сочтено целесообразным во избежание скандала срочно перевести деньги в Нью-Йорк на счет госпожи Гринбаум. Однако там местный офис Пробирной палаты, призванный, как мы уже отмечали, в соответствии с указанием Министерства финансов США контролировать запрет на поставки русского золота в страну, 10 августа отказался выдать разрешение на его размещение в банке. В конечном итоге,