картинка: паровоза нет, комиссар, размахивая «маузером», требует у диспетчера или другого затравленного и запуганного до полусмерти железнодорожного служащего немедленно дать локомотив, угрожая прямо на рельсах расстрелять саботажника. И это не просто скудость воображения сценаристов, а всеобщая убежденность в неотразимости этого аргумента. Я имею в виду не «маузер», а отсутствие исправного паровоза.

Надо признать, с повсеместным дефицитом топлива советские власти боролись всеми доступными средствами. Так, в апреле 1920 г. Ленин писал все тому же Красину: «Надо запретить „Экономической жизни“ печатать… статьи о топливе. Весьма возможно, что наступление поляков частью вызвано нашей распоясанностью в этом отношении. Мы мастера цифрами доказывать в наших газетах о неизбежности собственной смерти по всяким причинам»[1427]. В общем, если народу не говорить, что чего-то не хватает, то вроде бы и проблемы этой нет. Но вернемся к паровозам.

На этом фоне словно акт умышленного подрыва всего дела по ремонту подвижного состава выглядит решение СТО от 22 апреля 1920 г. снизить отпуск железным дорогам металла, что фактически поставило крест на всей программе ремонта паровозов и вагонов[1428].

И пусть Троцкий, впоследствии оправдывая свое участие в этом сомнительном деле в качестве главы НКПС, в пояснительной записке на имя Дзержинского утверждал, будто именно Ломоносов убедил членов Политбюро в безальтернативности варианта закупки паровозов за границей для предотвращения катастрофы, совершенно ясно, что этот вариант устраивал всех, и в первую очередь Красина.

Очевидно, в какой-то момент Ленин всерьез рассматривал кандидатуру Ломоносова на пост наркома НКПС. Когда в марте 1920 г. Красина решили направить за границу, Ломоносов не встал во главе ведомства только потому, что долго не мог оправиться и восстановить силы после тяжелого тифа, перенесенного во время командировки на Юг России. В результате вотчина НКПС отошла Троцкому (30 марта — 10 декабря 1920 г.), который, несмотря на все настойчивые попытки навязать ему заместителем Ломоносова, предпочел другого кандидата: уж больно разило от профессора нарциссизмом и авантюризмом. А Льву Давидовичу совершенно не нужны были в его ведомстве, тем более в качестве его заместителей, люди, способные оспорить его авторитет. А уж на вершине железнодорожной властной пирамиды мог быть только один хозяин, и это сам Троцкий. Конкуренции Лев Давидович не терпел. А тем, кто посмел бросить ему вызов, следовало быть подальше, например в Стокгольме.

Ломоносов делал все от него зависящее, чтобы подорвать авторитет Красина. В своих разговорах, не ограничивая себя в выражениях, он всячески подчеркивал, что в ведомстве тогда существовала «всеобщая антипатия к Красину», проявлявшему «импотенцию» на посту наркома НКПС. И насаждение этого тезиса всячески культивировал Рыков. Красин и его приближенные, по версии Ломоносова, «ни бельмеса не смыслят в железнодорожном деле». Служащие голодают. «Нигде снабжение не было так плохо поставлено, как на рельсах». «На линиях хозяйствовали военные и чекисты»[1429]. Знал ли тогда об этом Красин? Скорее всего, нет. Ибо факт остается фактом: кандидатуру Ю. В. Ломоносова на роль главы Российской железнодорожной миссии (РЖМ), на которую и возлагалась вся операция по закупке паровозов, рекомендовал именно Леонид Борисович.

Сам Ломоносов утверждает, что непосредственно Красин настаивал на его участии в переговорах за границей, однако подлинность нижеследующего диалога, который у него якобы состоялся с Леонидом Борисовичем, в его пересказе выглядит сомнительно.

Итак, кабинет Красина. Хозяин: «А жаль, что Вы уехали из Америки. Сейчас там важно было бы иметь настоящего человека».

Ломоносов: «По совести, меня за границу не тянет. Как ни тяжело работать сейчас в России, мое место здесь»[1430]. Хотя, конечно, можно допустить, что эта беседа состоялась задолго до памятного ленинского мандата, но все же… 25 мая 1920 г. Ломоносов возглавил РЖМ.

Безусловно, Красин не мог не учитывать, что Юрий Владимирович, человек склонный к риску и авантюрист по натуре (это, кстати, роднит его с Леонидом Борисовичем), установил в США близкий контакт с Ривом Шлеем — вице-президентом «Чейз нэшнл банка»[1431]. А это открывало широкие перспективы и для него, как тогда надеялся Красин. Ведь золотой фонд, выделенный СНК на приобретение паровозов за границей, оставался в ведении НКПС и в дальнейшем Наркомата внешней торговли. Но на практике вышло иначе: фактически он перешел в распоряжение руководителя РЖМ — по итогу Ломоносова. Конечно, формально Красин, который 11 июня 1920 г. возглавил только что созданный Наркомат внешней торговли, должен был его контролировать, но увы.

Хотя поначалу Красин и Ломоносов вроде бы уживались неплохо. Но в силу того обстоятельства, что Юрий Владимирович возглавил РЖМ несколько ранее, чем Леонид Борисович НКВТ, по факту выходило, будто Красин «покушался» на те права, которые Ломоносов успел перетянуть на себя, застолбив золотоносный участок. И это «браконьерство» неизбежно привело к тому, что, по воспоминаниям современников, вчерашние сослуживцы оказались едва ли не сразу в очень натянутых отношениях. А точнее — попросту ненавидели друг друга, ибо каждый рвался контролировать огромные денежные потоки, связанные с заказами. Ломоносова коробило, что Красин давал ему указания в паровозном деле, а тот, в свою очередь, никогда не упускал шанса показать свою власть. Это крайне задевало Ломоносова. Их конфликт, по утверждению Юрия Владимировича, якобы имел давние корни. Он возник очень давно, еще в 1905 г., когда они столкнулись в военно-технической секции, отвечавшей, кстати, за подготовку террористических актов. Красин этот факт категорически отрицал, заявляя, что «никогда не встречал Ломоносова на революционных путях»[1432]. Сам же Юрий Владимирович, напротив, доказывал обратное и, как выразился один из хорошо знавших его современников, любил «козырять „бомбочками“»[1433].

Лично мне представляется, что Ломоносов сильно лукавит, и не только потому, что ему выгодно на тот момент таким образом толковать их неприязнь. Просто роли в снабжении боевиков оружием в первой русской революции он, по существу, не играл никакой. К тому же именно в 1905 г. Юрий Владимирович был очень занят защитой докторской диссертации, так что вряд ли у него оставалось много времени на нелегальную деятельность. Похоже, эти его давние услуги большевикам явно надуманы, дабы преувеличить свои заслуги перед партией и «надуть» стаж дореволюционной причастности к борьбе с прежним режимом, под кровавым гнетом которого Ломоносов чувствовал себя весьма комфортно.

В итоге 17 июня 1920 г. Ленин утвердил «Наказ Российской железнодорожной миссии за границей». Ломоносову как главе миссии был вручен специальный мандат, подписанный лично Владимиром Ильичом, предоставлявший ему права народного комиссара, то бишь министра, в том числе право принятия окончательного решения на месте. Таким образом, он становился подотчетен только Совнаркому, т. е. все тому же Ленину. Красина просто вычеркнули из «паровозной» схемы. Ломоносову позволялось покупать и