Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Джой Хейсек? Делука все еще думал, что Джой принадлежит ему. Он мог угрожать ей и ее детям, он мог попытаться использовать ее в качестве алиби («Пойди посмотри для меня “Пролетая над гнездом кукушки”»), у него были все эти непристойные ее фотографии – мужчины с черным цветом кожи, другие женщины, собака. Могли ли быть какие-то сомнения в том, что Делука чувствовал, что она его? И раз уж он похвастался этим перед Бертом, почему и не перед Джой? Обратите внимание, что он не хвастался Джону Нортону или еще кому-либо из тех, кто на него работал. Только своим признанным подхалимам. Джой Хейсек и хотела бы, чтобы все думали, что Делука ее больше не интересует, но она добилась перевода в его магазин, и она не рассказала полиции, что ей известно об убийствах, до того дня, как Рэй Роуз ее узнал, когда она вошла в «Коркиз». Не столкнись с ней в тот день Роуз, кто-нибудь мог бы с полной убежденностью утверждать, что Джой Хейсек когда-нибудь рассказала бы то, что ей известно? Даже если бы Делука остался или снова стал свободным человеком? Даже если он будет на свободе, чтобы продолжить свое сексуальное безумие и манипуляции? Даже если это снова приведет его к убийству? Никогда. Джой Хейсек говорила, потому что ей требовалось говорить. Точно так же, как Фрэнку Делуке из-за своего гигантского эго требовалось говорить.
Делука, рассказывая Берту Грину и Джой Хейсек об убийствах, упоминал только себя, или он также упоминал Патрисию, и не это ли то самое чудесное доказательство, на которое Патти Бобб так загадочно намекала после приговора? Возможно. Сомнительно, чтобы Делука упоминал о Патрисии Джой, он лишь кратко сказал ей о самом преступлении. О Патрисии он мог бы упомянуть Берту, поговорив с ним более подробно, Грину он доверял в течение длительного периода времени и фактически вовлек его в свои планы. Именно Берту, а не Мэрилин или брату Биллу, позвонил Делука с просьбой его забрать, когда полиция отпустила его в первый раз, и Берт Грин – еще один человек, который мог рассказать полиции и прокуратуре ровно столько, сколько нужно ему. Но если Делука сказал Берту, что с ним была Патрисия, то Берт Грин лжесвидетельствовал судье Пинчему, и если это и было «доказательство», на которое ссылалась Патти Бобб, то обвинение знало, что он лжесвидетельствовал. Потому что Майкл Тоомин спросил находящегося на свидетельской трибуне Берта Грина: «Делука говорил, что он вошел в дом Коломбо не один, а с кем-то?» Грин ответил: «Нет, сэр».
Допустимо ли было использовать заявление Патрисии Коломбо в полицию Элк-Гроув, сделанное ею в течение двенадцатичасового содержания под стражей без адвоката, против нее в суде? Точно нет. И полицейскому, как Рэй Роуз, и заместителю прокурора штата, как Терри Салливан, или даже два дня спустя тюремному психиатру, как доктор Пол Чериан, было видно, что они имеют дело с девятнадцатилетней девочкой-подростком, персонажем с помутившимся рассудком. Любой человек с улицы мог увидеть, что Патрисия смущена, озадачена, сбита с толку. Они отрезали ее от единственного пути к безопасности – Делуки. И благодаря заявлению Лэнни Митчелла, поэтажным планам и другим материалам, которые она ему дала, у них против нее было достаточно улик, чтобы признать ее виновной в подстрекательстве к совершению убийства. Ее заявление не добавило ничего к тому, что они уже получили.
Рэй Роуз, Джин Гаргано, Джон Ландерс, Билл Конке и Терри Салливан все вместе напали на Патрисию Коломбо и даже пригласили на помощь Лэнни Митчелла. Полицейские есть полицейские, и они имели дело с хладнокровным убийством, но Терри Салливан не должен был этого допустить. Терри Салливану следовало позвонить дежурному помощнику адвоката. Салливан дал клятву защищать права «народа», и в тот момент, нравится вам это или нет, Патрисия Коломбо была одной из представительниц «народа», технически с такой же презумпцией невиновности, которая ей полагалась перед жюри. Конечно, хорошо задокументировано, что Патрисия «отказалась» от своего права хранить молчание и иметь адвоката во время допроса – «Мне не нужен гребаный адвокат», – сказала она Джанет Морган по телефону, – но ее мотив был предельно ясен: она знала, что полиция задержала Фрэнка Делуку, и она хотела, чтобы они его отпустили. Рэй Роуз был эмоционально потрясен масштабом преступления, он был готов на все, чтобы поймать убийц. Билл Конке носился и угрожал электрическим стулом. Джон Ландерс играл «хорошего копа» против «плохого копа» Роуза. Терри Салливан якобы был там, чтобы «засвидетельствовать» показания Патрисии Ландерсу, но на самом деле ближе к концу он участвовал в допросе, даже несмотря на то, что в заявлении сказано, что оно было сделано Ландерсу, чьим свидетелем стала Лора Комар, а Салливан, который позже будет оказывать помощь в судебном преследовании, его не подписал. Неясно, знал ли судья Пинчем, что Салливан присутствовал при даче показаний, или нет, а если знал, повлияло ли это на его решение разрешить заявление в качестве доказательства. В тот день Джин Гаргано, казалось, был единственным полицейским, который стремился строго придерживаться правил. Он мог бы добиться от Делуки признания, захоти немного нарушить закон, но он его не нарушил.
Помимо всего прочего, не было необходимости обращаться с Патрисией Коломбо так, как обращались они, и их коллективное рвение раскрыть ужасное преступление не оправдывает этого чрезмерного усердия. Суть не в том, заслуживала Патрисия Коломбо подобного обращения или нет, суть в том, что участие или разрешение на участие в подобного рода обращении должно быть ниже достоинства сотрудников полиции и заместителя прокурора штата. Штат мог