мы не уступим. Даже если и отбросить здоровый эгоизм, то останется элементарный здравый смысл. Если речь идёт об экстренных мерах, то дорога каждая минута, так?

Он дождался кивка Злобина и лишь после этого продолжил:

— А сколько Дубравин с соратниками будет «учиться власти», просто привыкать к такой вот обстановке? Сколько времени их люди будут притираться другу к другу, пока не научатся не трепаться в унисон, а работать в ансамбле? Как быстро они избавятся от неугодных и задавят недовольных? У нас на это ушло почти восемь лет, а сколько отпустила стихия им? Может, всего год или два. Я ценю благородный порыв Дубравина порулить страной в трудный для неё час, но отдать ему руль считаю преступлением. Ума нет, так и думать ни о чем не надо.

Игорь Дмитриевич неожиданно совершенно по-пацански подмигнул Злобину.

— «Чума на оба ваши чума», мне это понравилось. Так за чей вы чум, Андрей Ильич? За наш, или за Дубравинский?

— Наверное, как был, ни за чей.

Игорь Дмитриевич пристально посмотрел в глаза Злобину.

— Таким и оставайтесь. Только таким вы мне нужны.

* * *

16:40 (в.м.)

Старые львы

Решетников передал Салину папку. Пожал плечами.

— Черт его знает, Виктор Николаевич… Я не спорю, что весь мир бардак, но не настолько же!

— Не веришь или сомневаешься? — спросил Салин, раскрывая перед собой папку.

— Эк тебя сегодня на марксизм-ленинизм пробило, — крякнул Решетников. — В такое поверить сложно, а сомневаться можно долго. А решение принимать надо немедленно. Что и угнетает. Не люблю я суеты, ты же знаешь.

Он повернулся к Владиславу.

«Порученец по особо щекотливым делам», как за глаза называл его Решетников, сидел в своей обычной позе: на самом краешке кресла, в готовности в любую секунду вскочить на ноги, с прямой спиной, но без видимого напряжения в теле, расслабленные кисти рук лежали на коленях.

— У меня сегодня что-то с «кирилломефодикой», буквы вижу, а смысл не доходит. Ты уж, братец, поясни на словах, сделай одолжение.

Владислав во время докладов всегда держался подчёркнуто бесстрастно. Эмоции, грязь и кровь оставлял там, где добывалась информация.

— Сначала мы идентифицировали человека, позвонившего нам на коммутатор с Ордынки. Совпадение голосовых характеристик с аудиофайлом из нашего архива стопроцентное. Параллельно я просматривал видеоматериалы группы, «ведшей» Карину Дымову к Останкино. Случайно в кадр попали два человека. Условно «лысый» и «спортсмен». Они поднялись на эстакаду у башни спустя две минуты, как наверх поднялась экскурсия. Эти двое были последними, кто поднялся на башню после захвата. Я решил сличить фото «лысого» с имеющимися у нас фотографиями обладателя идентифицированного голоса. Совпадение полное.

— Интуиция?

— Скорее, поисковый рефлекс, — ответил Владислав.

Салин достал из папки две фотокарточки. Рассматривая их, выпятил нижнюю губу.

— Что, не особо похожи, тебе не кажется, Виктор Степанович?

— Вот я поэтому и пытаю нашего эксперта, — отозвался Решетников. — Влад, разве можно так изменить внешность?

— Внешность, да. Антропометрические характеристики черепа — нет. На следующей странице есть фото с наложением основных линий черепа. Совпадение полное.

— Да, аргумент, — протянул Решетников. — Один череп на разных шеях не бывает. Или диалектика и такой вариант не исключает, а, Виктор Николаевич?

Салин поджал губы и отложил фотографии.

— Стопроцентную уверенность даст только вскрытие могилы. Как его похоронили, кстати, Владислав?

— В закрытом гробу. При падении с двенадцатого этажа мало что осталось. На протоколе опознания подпись жены и сослуживца по СБП.

Решетников прикрыл рот ладонью, но не сдержался и спросил:

— Жена-то понятно, по какой примете могла опознать. А сослуживец-то куда лез?

— Контролировал процесс, — обронил Салин, перебирая бумаги в папке. — Почему жена опознала, то же ясно. Пенсия и пристойный повод остаться одной. Она себе нового нашла?

— Дважды, — ответил Владислав. — В девяносто шестом и двухтысячном. Сейчас опять в поиске.

— В девяносто шестом? — сыграл удивление Решетников. — Молодец, баба. Получается, и года вдовой не побыла.

Салин отодвинул папку.

— Мало. Очень мало для полной уверенности. Жаль, такой фактик можно было бы неплохо обыграть.

Владислав провёл ладонью по седому бобрику волос.

— Виктор Николаевич, я не стал бы докладывать, не будучи абсолютно уверенным. Чтобы получить доказательства, мне пришлось пойти на нарушение закона. — Он сделал паузу. — Вас интересуют детали?

Салин с Решетниковым переглянулись.

— В общих чертах, — за двоих ответил Салин.

— Идентифицировав звонившего по голосу, я сразу выслал оперативную группу на Востряковское кладбище. Поддельные удостоверения, поддельное постановление об эксгумации. Мои люди сработали чисто и быстро. Могила Подседерцева Бориса Михайловича пуста. В гробу — битый кирпич. Ещё до получения фотографий из Останкино, я имел эту информацию. Остальное — везение и поисковый рефлекс.

Решетников громко крякнул. Салин прикрыл глаза, пережав пальцами переносицу.

— Ты утверждаешь, что на башне находится бывший офицер СБП Подседерцев? — Голос Салина был едва слышен.

— Да.

— Кто-то кого-то поимел, — с усмешкой констатировал Решетников.

Салин поджал губы.

Многоходовая игра против СПБ, приведшая к краху «личного КГБ» Ельцина, была предметом тайной гордости Салина.

* * *

Ретроспектива

Москва. 1996 год

Старые львы

Шеф СБП в своём шикарном спортивном костюме и полотенцем на шее напоминал сейчас тренера сборной, в сухую проигравшую финал. Он ещё держался, на чистом самолюбии, но по всему было видно — уже осознал, случилось невероятное: его команда, укомплектованная лучшими профессионалами с треском проиграла. И главное кому! Каким-то молью побитым ветеранам.

Крепкие, крестьянские пальцы шефа СБП терзали край полотенца.

Салин почувствовал, что пора