При его настоятельной просьбе майор Алиас согласился сопровождать его в вышестоящий штаб. В Ла-Ферт-су-Жуар (подле Шато-Тьерри) генерал Вийемен, начальник летного состава военно-воздушных сил, принял их радушно, но объяснил, что приказ о переводе Сент-Экзюпери пришел свыше. Ему следует обратиться напрямую в министерство авиации в Париже. Алиас сопровождал Антуана и в министерство, но, чувствуя, что не имеет права вмешиваться в это дело и заходить к самому министру, остался ждать в вестибюле, пока Сент-Экс пойдет говорить с Ги Ла Шамбре. Едва дверь кабинета за ним закрылась, как один из помощников министра доверительно объяснил Алиасу: «Мы так задумали… лишь бы вернуть его». Множество людей участвовало в «заговоре», включая, очевидно, и Дора, явно не одобрявшего того, что его друг подвергает себя ненужному риску, когда он мог принести пользу стране другим способом.

Как когда-то другие и как многие после него, Ги Ла Шамбре не смог сопротивляться отчаянной мольбе Сент-Экзюпери. Ему позволили возвратиться в его разведывательную эскадрилью, и о переводе больше никто не говорил. Выйдя из здания министерства авиации, сияющий Сент-Экс поинтересовался у Алиаса, не хотел бы тот познакомиться с профессором Ольвеком. У них было назначено рандеву в кафе около Порт д'Орлеан. Такой седовласый господин, его совсем нетрудно узнать… А тем временем Сент-Экс отправится на какую-то другую встречу… И он куда-то умчался.

В восторге от возможности увидеть человека, оказавшего им помощь в преодолении проблем, связанных с пулеметом, Алиас, подойдя к кафе, без особого труда определил почтенную белую гриву профессора.

– Удивительный и незаурядный человек ваш Сент-Экзюпери! – продолжал повторять Ольвек, пока они беседовали. – Полный поразительных идей, которые нам, специалистам, по каким-то причинам, похоже, не приходят на ум. Но вы сами убедитесь…

И точно, когда Алиас и Сент-Экс позже посетили лабораторию Сосьете де контер (Общество измерительных приборов), казалось, дыхание свежего ветра ворвалось в монашеские кабинеты физиков. Экспансивный Сент-Экс объяснил, что именно требовалось для придуманной им катодной трубки, и сотрудники лаборатории с таким же энтузиазмом заверили его в возможности сделать подобное устройство… Причем буквально за несколько недель.

К концу февраля тоска этой странной фальшивой войны на время нарушилась. В Ати-су-Лаон в разведывательную авиагруппу 2/33 прибыла их крестная мать – актриса Мари Бель. Французские военные подразделения традиционно уславливаются «принять крещение» от некоей волшебной феи – крестной матери, наивно надеясь получить взамен обильный дождь из подарков, которыми она станет одаривать своих крестников. Когда речь зашла о выборе такой крестной матери, Сент-Экзюпери предпочел бы Мишель Морган, с которой ему довелось познакомиться, но та еще не получила большой известности, в то время как Мари Бель, ведущая актриса «Комеди Франсез», казалась более подходящей на роль великодушной и щедрой крестной матери. На обеде в ее честь Алиас отвел Сент-Экзюпери место рядом с ней, полагая польстить прославленной актрисе соседством с известным литератором. Но место упорно оставалось пустым, и Алиасу пришлось послать наверх, чтобы убедить Сент-Экса покинуть его комнату. Антуан с раздражением спустился, в старых темно-синих брюках, с дыркой выше колена. Сент-Экс, который, когда он того желал, мог легко стать душой компании, хмуро просидел весь обед, позволив своим товарищам-офицерам подкидывать дрова в еле тлеющую беседу, готовую в любой момент прерваться. Даже обычный набор фривольных казарменных песен, часть из которых Сьюзи Солидор (во время своего посещения) обогатила несколькими из ее собственных, не мог развлечь Гуно, спустившегося к ним.

После обеда, когда все столпились вокруг бильярдного стола, Сент-Экс наконец решил испробовать свое обаяние на богине. «Выберите карту», – предложил он ей, протягивая колоду. Потом он попросил ее запомнить карту и вложить в колоду. Перетасовав карты, Сент-Экс снова обратился к ней: «Теперь скажите мне, какую вы выбрали карту». Мари Бель в замешательстве минуту смотрела на него. «Я не знаю…» – начала она, очевидно, не в силах вспомнить, были там трефы или пики. Это оказалось последней каплей! Бросив карты на стол, Сент-Экзюпери в гневе превратился в Зевса. Через два дня после того потерянного вечера ему и двум другим офицерам приказали отбыть в Мариньян, аэродром в Марселе, получить инструктаж по полетам на новом разведывательном самолете «Блок-174». В отличие от «поте» с его максимальной скоростью 350 километров в час, мало чем отличавшегося от летающего гроба, новый «блок» мог развивать скорость свыше 500 километров в час – достаточную, чтобы догнать самый быстрый «мессершмитт» и даже оторваться от него. Сент-Экзюпери отправился в Марсель на своем «сото», и следующие две недели, хотя и предполагавшие интенсивное обучение, мало чем напоминали военное время. Война, насколько Антуан мог судить, повлияла на большинство его соотечественников главным образом тем, что погрузила их в спячку.

Хотя новый «Блок-174» и выглядел толстобрюхим и тяжелым, он стал свидетельством прогресса, особенно по сравнению с медлительным «поте». Оставалась одна-единственная проблема – их слишком мало запустили в производство. Сент-Экс и не пытался скрыть своего пессимизма перед своим приятелем Раймоном Бернаром, режиссером, с которым завтракал после его возвращения с юга. «Старина, мы обречены!»

Была только одна радостная новость в тот период – разведывательная авиагруппа 2/33 возвращалась в Орконт. Пилотируя один из трех «Блоков-174», за которыми его и двух командиров эскадрильи (Ло и Желе) посылали в Мариньян, Антуан приземлился там 18-го. Его переполняла радость от возможности снова занять его «монашескую келью» в сельском доме Черчеля. На Пасху, 24 марта, стояла холодная погода, а спустя четыре дня их занесло очередным снегопадом. Но 29-го Сент-Экзюпери предоставили право полета на первое задание группы на «Блоке-174». Сопровождаемый капитаном Моро (в качестве наблюдателя) и адъютантом Луи Багрелем (радист и хвостовой стрелок), он полетел на этой двухмоторной машине на большой высоте выполнять аэрофотосъемку немецких позиций к северу от Люксембурга. Пулеметы работали исправно, так же как и фотокамеры (которые снабжались нагреваемыми футлярами), но слой облаков прерывал съемку, а на высоте 9 тысяч метров при температуре 42 градуса ниже нуля замерзли приборы.

– Что будем делать? – спросил Сент-Экс, опасаясь, как бы его наблюдатель, капитан Моро, не подумал, будто он струсил.

– Бесполезно сопротивляться, – последовал ответ. – Можно вполне повернуть обратно.

Дефекты, или, как их называли, «гремлины» (злые гномы, приносящие летчикам неудачи), еще не все исчезли. Но свое превосходство новый самолет продемонстрировал двумя днями позже, когда лейтенант Пьер Лакордер (любимый шахматный партнер Сент-Экса) вынужден был повернуть обратно на своем «поте»: камеры и пулеметы замерзли на высоте 23 тысяч футов. В тот же день (31 марта) Сент-Экзюпери, снова сопровождаемый Моро и Багрелем, пилотировал второй «блок» авиагруппы (во время успешно выполненного задания) на протяжении двух часов над Ахеном, Дюссельдорфом и Кельном на высоте 9 тысяч метров, где им не докучали ни немецкая зенитная артиллерия, ни истребители. Единственная жалоба поступила уже на земле от отделения фоторасшифровки, которое обнаружило, что они неосторожно пропустили одну петлю Рейна!