На следующее утро с командиром эскадрильи, капитаном (его недавно повысили в звании) Франсуа Ло, случилось то, чего так часто боялся Антуан. Кислородная маска капитана вышла из строя, и он потерял сознание. К счастью, он летал на «блоке» в качестве наблюдателя, и пилот, нырнув на более низкую высоту, сумел благополучно довести самолет до аэродрома. Сент-Экса попросили заменить Ло, и на следующий день он полетел на двухчасовое задание, на сей раз с капитаном Желе (командиром 4-й эскадрильи) в качестве наблюдателя. Когда они пролетали над Бонном и Кобленцем на высоте 27 тысяч футов, то с удовольствием отметили, как немецкий истребитель, двигавшийся на один километр левее и на 1500 футов ниже, не сумел перехватить их.

12 апреля все отпуска были отменены, и, к недовольству как офицеров, так и рядовых, авиагруппе приказали эвакуироваться из «ее» небольшой деревеньки Орконт и возвращаться на аэродром Ати-су-Лаон. Перебазирование принесло им беду – через три дня у Ло, на «Блоке-174», замерз руль направления, как раз тогда, когда он летел над Руром. Атакованный тремя «мессершмиттами», он получил пробоину в правом крыле, из которой хлестало топливо, предназначенное для его правого двигателя. Ситуация усугубилась интенсивным пулеметным обстрелом, уклоняясь от которого машина попала в жестокий штопор, самолет пробил несколько слоев облачности, отклонившись от курса на 100 миль. Адъютант Луи Багрель, сопровождавший Сент-Экса во всех трех его предыдущих заданиях, истек кровью на своем посту, не переставая строчить из пулемета до самого последнего вздоха. Из-за поломки второго мотора Ло совершил вынужденную посадку на брюхо на территории Бельгии. Сильно обожженный, он сумел выбраться из пылающей машины, но его пришлось отправить в госпиталь, как и его наблюдателя, Мориса Бедьеза, умершего от ран той же ночью.

То был грустный день для эскадрильи Сент-Экса, командование над которой теперь принял лейтенант Жан Израель. В последний день апреля невезучая 3-я эскадрилья чуть не потеряла своего второго командира, когда «блок», в котором Израель занимал место наблюдателя, потерпел крушение во время взлета, и он выбрался из самолета со сломанным носом. Это причиняло ему немалую боль, и с тех пор его нос стал часто краснеть (как в эпизоде из «Полета на Аррас» Сент-Экзюпери). Вероятно, так проявлялось негодование Израеля по поводу методов ведения войны.

Сент-Эксу тем временем предстояло возвратиться в Париж для медицинского освидетельствования. Два задания, проходившие на большой высоте, выполненные им за два дня подряд, вызвали новую вспышку ревматизма, сопровождаемую лихорадкой, и он чувствовал себя совсем плохо. 10 мая его на аэродроме в Ати-су-Лаоне не было. В тот день шесть бомбардировщиков «Дорнье-17» на рассвете начали налет: бомбили и обстреливали летное поле. Они взорвали 150 тысяч литров бензиновых запасов. «Фиктивная война» закончилась, начался блицкриг.

После налета немцев на рассвете 10 мая на аэродроме в Ати-су-Лаоне благодаря камуфляжу, заранее устроенному Алиасом из предосторожности, сильно поврежденным оказался только один из самолетов авиагруппы. Бомбовые воронки на поле торопливо закопали или закрыли металлическими полосами, и первые задания были получены. Плохие погодные условия вынудили Алиаса приступить к выполнению заданий исключительно на бреющем полете, и Сент-Экзюпери к этим полетам в любом случае не привлекали. Очень опасные, они требовали большого навыка и реакции молодого организма. Ошеде летал 11 мая над Маастрихтом, где немцы уже вовсю форсировали Маас (Мёз). Той же ночью Гавуаль летал на низкой высоте над Арденнами, и они с наблюдателем видели, как дороги этой лесистой области прочерчены пунктиром из слабых светящихся ленточек, указывающих на присутствие немецких конвоев, продвигающихся в темноте с завязанными тряпками фарами. Когда Гавуаль пришел для «опроса после выполнения задания» (за ним закрепилось более популярное название – «пытка») на командный пост, там случайно оказались два штабных офицера связи 2-й и 9-й армий. Но с той невероятной тупостью, которая, казалось, обрушилась эпидемией на весь французский Генеральный штаб, от Гамелина и далее, они отказались всерьез принять его сведения. Пунктирные линии света в темноте? Немецкие конвои, перемещающиеся через Арденны? «Но, господа, вам это просто померещилось!» Гавуаль и его наблюдатель капитан Пьер Андрева, по мнению этих остолопов, оказались жертвами ночных галлюцинаций!

На следующий день медлительный «поте» Ошеде, посланного на север, чтобы разведать канал Альберта, обстреляли из пулемета. Он сумел вернуться в Ати с мертвым стрелком и раненым наблюдателем, капитаном Моро, тем самым пехотным офицером, которого Ло когда-то попросил не спускать глаз с Сент-Экзюпери. Ветеран-наблюдатель, совершавший первые разведывательные полеты той войны. Это была потеря, которую и так недоукомплектованная авиагруппа едва ли могла себе позволить.

В тот же день в Арденны для полета «по верхушкам деревьев» отправился на задание второй экипаж. «Поте», выдержав интенсивный немецкий пулеметный огонь, возвратился в Ати с шестнадцатью пулевыми отверстиями и двумя бензобаками, прошитыми очередями. Лейтенант Анри Шери, наблюдатель, поспешил на командный пост подтвердить увиденное Гавуалем и Андрева предыдущей ночью. Не только мотоциклы и автомобили тактической разведки, но и грузовики, полные солдатами, бронированные автомобили и танки перемещались через Арденны, не встречая на пути никакого сопротивления. Алиас в какое-то мгновение отнесся к этому скептически, но Шери был в прошлом офицером-танкистом и разбирался в увиденном. Немцы делали то, что французское высшее командование посчитало невозможным: они перемещали полностью вооруженные дивизии через Арденны.

У Алиаса оказался старый школьный товарищ из Каркасона, который служил во Втором бюро штаба 9-й армии. Алиас немедленно позвонил ему, чтобы передать новости.

– Невозможно! – отреагировал офицер из разведки на другом конце линии. – Твоему человеку просто померещилось.

– Ерунда, – сказал Алиас. – Я только что опросил его. Он не мог ошибаться. Он сам танкист. Кроме того, я также расспросил пилота и стрелка, и они все утверждают одно и то же. Они видели танки, сотни танков, двигающихся через Арденны.

Офицер из разведки все еще отказывался верить ему. Тогда разгневанный Алиас закричал:

– Он тут, рядом, поговори с ним сам! – и передал трубку Шери, стоявшему подле него.

Если в штабе не желали верить их сообщениям, зачем же, спрашивается, продолжать выполнять такие опасные задания? И правда, зачем? Этот вопрос все офицеры в авиагруппе начали задавать себе, видя ошеломляющее бессилие, сталкиваясь с ним повсюду и на всех уровнях.

Работая всю ночь, подразделение фотографов подтвердило увиденное Шери и его пилотом: колонны немецких танков двигались по Арденнам. Но Генеральный штаб все еще отказывался верить этому. Алиас, переборов внутреннее сопротивление, посчитал все же себя обязанным послать Гавуаля туда снова, чтобы подтвердить увиденное две ночи назад. Его приказ гласил: «Установите контакт с врагом». Контакт был установлен, но драматическим способом. К северу от Седана «поте» Гавуаля встретил грозный заградительный огонь стрелковых орудий. Немецкий самолет наблюдения, завидя французский самолет, летящий прямо на него, увернулся вниз, но врезался в лес. К несчастью, эскадрилья «мессершмиттов» в тот момент возвращалась домой с задания. Решив, что это гавуалевский «поте» сбил самолет наблюдения, они разорвали строй и начали преследование. Не в состоянии видеть происходящее позади него (в этих самолетах, как позже описал Сент-Экс, пилот напоминал «курительную трубку в кисете»), Гавуаль вынужден был руководствоваться указаниями своего наблюдателя, капитана Весана, показывавшего ему, куда двигались «мессершмитты», нажимая левой или правой рукой на его плечи. Неосторожное поспешное движение на мгновение сбило шлем Гавуаля ему на глаза, и, пока он сдвигал его обратно, один из «мессершмиттов» взорвался. «Поте» уже начал гореть, и Гавуалю пришлось совершить аварийную посадку на пастбище. К счастью, они оказались к тому времени в тылу французских линий, и никто из экипажа не получил серьезных травм.