Хотя Мао ухитрился отвести американцам глаза и они поверили, будто его партизаны активно борются с захватчиками, большую часть военного времени он по молчаливому соглашению соблюдал с японцами перемирие и даже втайне сотрудничал с ними, деля доходы от торговли опиумом. Если националисты потеряли в пору оккупации 3,2 млн человек, то коммунисты насчитывают всего 580 000 погибших. Под конец войны Чан Кайши сражался уже не столько с японцами, сколько против Мао и без обиняков утверждал: «Японцы – болезнь накожная, а коммунисты проникли в самое сердце».

Тем не менее на поддержание оккупационного режима, охватившего половину территории Китая, Токио расходовал огромные ресурсы и нес большие потери – 202 958 японцев погибло в Китае в 1941–1945 гг. Для сравнения: в боях против англичан погибло 208 000 человек, в сражениях с американцами – 485 717 солдат и офицеров и 414 879 моряков. Очень уж велик был захваченный японцами кусок: даже при слабом сопротивлении на местах Токио приходилось посылать в Китай значительные силы, чтобы удерживать эту территорию и контролировать враждебное, а порой и доведенное голодом до отчаяния население. На севере Квантунская армия занимала Манчжурию, превращенную в сателлит Японии (марионеточное государство Манчжоу-го). Центрально-китайская армия расположилась в Пекине, а штаб-квартирой Экспедиционных сил Центрального Китая стал Шанхай. Все оценки потерь Китая в тот период страдают неточностью, но можно с достаточной степенью уверенности принять цифру 15 млн: столько китайцев погибло непосредственно от рук японских военных, от голода и эпидемий, в том числе эпидемий, умышленно вызванных специалистами в составе японской армии (отряд 731), которые испытывали биологическое оружие.

Японцы оказались единственной воюющей стороной, решившейся на широкомасштабное применение бактериологического оружия3. Отряд 731 в Маньчжурии носил до омерзения циническое наименование – Отряд эпидемиологической защиты и водоснабжения Квантунской армии. Тысячи пленных китайцев были замучены в ходе испытаний на базе отряда 731 под Харбином, многие из них подверглись вивисекции без анестезии. Жертв привязывали и взрывали рядом с ними бомбы с возбудителями сибирской язвы. Женщин искусственно заражали сифилисом, местных жителей похищали и впрыскивали им смертоносную заразу. Японцы распространяли в Китае холеру, дизентерию, чуму и тиф, чаще всего с воздуха, в том числе сбрасывали керамические бомбы с блохами, переносчиками чумы. Была предпринята неудачная попытка применить это оружие против американцев на Сайпане, но корабль с микроскопическими самураями затонул в пути4.

Замысел японцев уничтожить миллионы людей с помощью биологического оружия установлен и не оспаривается. Другой вопрос, насколько успешно был этот план претворен в жизнь. Множество китайцев погибло от эпидемий в период с 1936 по 1945 г., и в современном Китае ответственность за эти потери возлагается на японцев, что вполне справедливо, поскольку последствиями японской агрессии стали голод, лишения и благоприятные условия для распространения заболеваний. Но прямая ответственность отряда 731 не доказана. К примеру, в 1942 г. эпидемия холеры в Юньнане унесла более 200 000 жизней. Японцы действительно распространяли в этой провинции холерные бациллы, но подобные эпидемии происходили и в других областях, где отряд 731 никаких операций не проводил. С тогдашними технологиями было крайне затруднительно сеять заразу в определенных районах, сбрасывая с воздуха биологическое оружие. Но если задуманный геноцид не осуществился лишь по техническим причинам, моральная ответственность японского народа совершенно очевидна.

В 1942–1944 гг. крупные вооруженные столкновения на китайской территории происходили редко, зато японцы то и дело снаряжали карательные экспедиции для подавления сопротивления или экспроприации урожая. Одно из самых жестоких мероприятий такого рода имело место в мае 1942 г. Высшее японское командование провозгласило акт возмездия за налет американских бомбардировщиков на Токио. Более 100 000 солдат отправились в провинции Чжэцзян и Цзянси, их сопровождали специалисты по ведению бактериологической войны. К сентябрю миссия завершилась, японская армия отошла на прежние позиции, истребив четверть миллиона мирных жителей. Военную столицу Гоминьдана Чунцин японцы бомбили регулярно; воздушным налетам с большим числом жертв среди гражданского населения подвергались и другие города.

Согласно документам медицинского департамента японского военного министерства, в сентябре 1942 г. на 100 базах в Северном Китае, 140 – в центральной части страны, 40 – на юге, 100 – в Юго-Восточной Азии, 10 – в Юго-Восточной части Тихого океана и 10 – на Южном Сахалине содержались женщины, принужденные к проституции – «женщины для отдыха». Необходимое количество проституток рассчитывалось исходя из пропорции одна женщина на сорок солдат. Примерно 100 000 «женщин для отдыха» набрали путем централизованной мобилизации, недостаток пополняли на местах. Воинам Хирохито выдавались презервативы, «оружие № 1», однако далеко не все пользовались этой мерой предохранения. Китайские крестьяне прозвали захватчиков яке (тупые), поскольку те не запоминали даже нескольких слов по-китайски. Зато яке протыкали и мужчинам, и женщинам ноги заостренными бамбуковыми палками, наказывая за неповиновение.

Такому наказанию подверглась в девятнадцать лет Лин Ядзин, и у нее, как у многих других, шрамы остались на всю жизнь. Эту крестьянскую девушку из многодетной семьи, жившей в провинции Хэнань, японские солдаты схватили в октябре 1943 г. Они привели ее в военный лагерь и принялись допрашивать о деятельности партизан. Первую ночь в плену девушка в ужасе проплакала, на вторую ночь в хижину, где ее заперли, вошло четверо мужчин.

«Один из них был переводчик. Он сказал мне, что остальные трое – офицеры, и ушел. Те трое изнасиловали меня. Было очень больно, ведь я была девственницей, и я громко кричала. Но они не реагировали на мои крики, а продолжали насиловать меня, словно животные. И потом еще десять дней каждый вечер по три, четыре, пять человек. Обычно пока один насиловал, другие смотрели и смеялись.

Я пыталась бежать, но это было очень трудно. Даже в туалет провожал часовой, бенгалец, который нас не насиловал. Потом меня перевели в другую деревню, оттуда до моего дома всего полтора километра ходу. И тут снова каждый вечер приходило по несколько солдат. Даже во время месячных они продолжали меня насиловать. Прошел месяц, и я заболела: лицо сделалось желтым, все тело опухло. Когда японцы поняли, что произошло (я заразилась венерической болезнью), меня отпустили. Дома я застала отца тяжело больным, и месяц спустя он умер. Мы были так бедны, что не могли заплатить врачу. Мать лечила меня травами. Много времени прошло, пока я выздоровела. Наступило уже лето 1944 г. Со мной тогда в японский лагерь забрали еще четырех девушек, и в 1946 г. я узнала, что все они так и умерли от венерических болезней. А когда в деревне узнали, что меня насиловали японцы, меня стали высмеивать и бить. И я на всю жизнь осталась одинокой»5.

Та же участь постигла Ден Юмин из уезда Баотин. Она принадлежала к этническому меньшинству, народу мяо, представителей которого японцы мобилизовали на принудительные работы. И Юмин тоже в 1940 г. отправили в трудовой лагерь, где она сперва возделывала табак, а потом работала на дорожной стройке. Однажды надсмотрщик предупредил девушку, что ей предстоит почетная работа. Ее привели к японскому офицеру, которому на вид было лет сорок.