сказать, к принудительным мерам; он выслал войска, византийский флот был разбит, завоеваны Далмация и Венеция.

Впрочем, Карл готов был возвратить эти приобретения, если его признают императором. Наконец, в 810 году Карл принял византийских послов, отправленных к сыну его Пипину, итальянскому королю, который в это время умер, с просьбой о мире. Послы готовы были признать Карла императором, но в этом же году (или, по другим источникам, в следующем) Никифор был убит в битве с болгарами и на престол вступил зять его Михаил I.20 Он за дорогую цену продал желанное признание: Карл отдал Далмацию и отказался от притязания на Венецию; эти две области отходят к Византии. В 812 году византийские послы, прибывшие в Ахен, назвали его императором. Карл отправил в Константинополь посольство с золотой грамотой, в которой просит императора вручить его послам подобную же грамоту для окончательного утверждения мира; получил ли Карл такую грамоту – неизвестно.

Однако последующие императоры Византии долго не хотят считать императоров западных равными себе; в 824 году византийские послы приветствуют Людовика Благочестивого: «Король франков и лангобардов, который называется императором» (vocato imperatore Francorum), иногда византийские императоры употребляют просто титул dux – король. Такое отношение продолжалось очень долго; мы встречаем подобного рода приветствие и при Оттонах, и даже при Фридрихе Барбароссе.21 Современные великому событию 800 года греческие хроники понимали его совсем иначе, чем западные; они представляли его как узурпацию власти, санкционированную папой.

Итак, образовалось две разные области, два отдельных мира: романогерманский и греко-славянский. Провозглашение Карла Великого императором имело смысл признания самостоятельного существования нового романо-германского мира.

Просветительная деятельность Карла Великого. Литература при Карле Великом

Проследив историю объединения Карлом Великим разрозненных частей германо-романского мира, объединения внешнего, путем беспрерывных войн и походов, обратимся к другой, внутренней стороне той же объединительной деятельности. В настоящем очерке мы коснемся забот Карла о распространении просвещения, плодом которых явилась литература, послужившая началом новой литературы, как государство Карла послужило началом единой монархии Средних веков.22

В конце предшествовавшего периода мы видим следы литературы лишь на севере и юго-востоке германо-романского мира – в Британии и Италии; вполне производительной и живой эта литература была только у англосаксов, которые усвоили себе культурные начинания как итальянцев, так и кельтов и вдохнули в них свою творческую силу. Но сердце всего западного мира – государство франков, которое с мечом в руках удержало напор исламизма на христианский мир, – это великое государство со времен Венанция Фортуната не представляло ни единого следа литературной деятельности. Карл Великий положил начало ее возрождения, сделал из Франции центр и сердце всей европейской литературы, причем возрождение империи и возрождение литературы шли рука об руку; в обоих фактах являются одни и те же исторические моменты: сношения каролингского дома с англосаксами и покорение Лангобардского королевства. Просвещение Германии Бонифацием и его учениками послужило началом новой всемирной империи, центр тяжести которой лежал в Германии, и вместе с тем это просвещение являлось проводником литературной деятельности в германском мире. С другой стороны, конечно, очень важно было то обстоятельство, что Бонифаций подчинил церковь, им преобразованную и основанную, папскому престолу, так сказать, ввел ее в организм всемирной католической церкви. Представителем англосаксонского влияния является Алкуин, ученик Эгберта и Эльберта, епископов школы в Норке; Алкуин, как известно, был и главным движителем просветительной деятельности Карла Великого.23

Алкуин был призван Карлом Великим спустя пять лет после покорения лангобардов.24 Подобно тому как покорение Лангобардского королевства было первым шагом Карла к основанию новой империи (ибо тут ему открылся путь к фактической власти над вечным городом) – точно так же этот факт пробудил и направил к цели стремление Карла к просвещению. Утонченная образованность знатных лангобардов (плод сохранившихся в Италии грамматических школ), близкое отношение к римское курии, встречи с выдающимися учеными, как итальянскими, так и другими, наконец, неотразимое впечатление памятников древнего искусства – все это должно было сильно повлиять на Карла Великого. В нем проснулось желание восстановить империю, а вместе с тем и стремление усвоить себе христианско-римскую культуру; оба желания шли рядом и влияли друг на друга, причем последнее должно было осветить, осмыслить первое. Так, лишь сочинение «De civitate Dei» Августина, позднее любимое чтение Карла Великого, могло вполне открыть ему христианское значение империи. Карл не ограничился призванием англосаксонского учителя Алкуина, который прибыл в 782 году, также он пригласил ученых из Италии – престарелого грамматика Петра Пизанского и лангобарда Павла Диакона. Алкуин и Петр стали учителями Карла, особенно первый, которого Карл называл своим magister.

Вместе с тем Алкуин был главою Палатинской школы, которую он устроил в духе англосаксонских школ. Чем ниже был уровень образования при франкском дворе до Карла (короли не умели подписывать своего имени), тем сильнее охватила всех жажда знания; даже женщины принимали участие в учении. Средоточием кружка ученых людей, собранных Карлом при дворе, сделалась Палатинская школа, основанная ранее при королевской капелле, в которой хранилась «сарра» св. Мартина; первоначально в ней преподавалось церковное пение, необходимое для богослужения, всякое же другое преподавание стояло до того низко, что певчие не понимали даже смысла слов, которые они пели. При Карле Великом, благодаря стараниям Алкуина, школа была преобразована и поставлена на новое основание. Это была и школа, и «академия наук», членами которой считались все приближенные короля. Кружок влиятельных и образованных лиц, окружавших Карла, называл себя «академией»; по крайней мере Алкуин в одном письме употребляет выражение acade-mici.25 Люди, связанные общей любовью к просвещению и интересом к вопросам отвлеченным, вступали здесь в близкие сношения, причем забывались все различия общественного положения. Символом такого единения и вместе с тем отличия от непосвященных служили особые прозвища, которые полагались каждому члену академии. Алкуин, который, очевидно, ввел этот тон, указывает сам на эту familiaritas.26 Вышеупомянутые прозвища любопытным образом характеризуют направление нового литературного движения, они одинаково брались из классической древности и из Библии: Алкуин называл себя Горацием Флакком, а Карл – Давидом, поэт Ангильберт – Гомером, Эйнгард – Веселиилом, другие называли себя Назоном или Аароном; даже из эклог Вергилия брали имена, как, например, Menelaus.

В некоторых случаях имена эти, как позднее у гуманистов, не что иное, как латинские переводы германских имен. В кружке участвовали и женщины, которые тоже имели прозвания. Сестра Карла игуменья Гизела – называлась Lucia, Гундрада – Eulalia, наконец, дочь Карла Ротруда – Columba. Присутствие женщин указывает на то обстоятельство, что академия при Палатинской школе походила скорее на кружок или