Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великая задача Карла, цель всей его военной деятельности – объединение германо-романского мира – была достигнута, он стал во главе огромного государства; в дальнейшем движении ему придется сталкиваться уже не с германскими племенами, но с другой великой силой – Византийской империей. Карл понимал, что здесь ему положен предел, что тут имеет значение не войско и не сила, а нечто другое – идеальная сила, уважение к которой коренилось в сердцах всех современников, в сердце самого Карла: то была Римская империя, которая с точки зрения современников не прекращала своего существования. Предводители варваров от Алариха до Хлодвига могли разрушать города империи, опустошать ее области, уводить в плен ее жителей – но ни один из них не дерзнул поднять руку на императорское достоинство. Хлодвиг и сам Карл носили звание римского патриция и гордились им; когда в церквах читали «воздадите кесарю кесарево и Божие Богови», мысли современников обращались к кесарю нового Рима. У германцев особенно было распространено пророчество Даниила, из которого выводили вечность города Рима; сочинение Блаженного Августина «De civitate Dei» было настольной книгой самого Карла. Только из этого учения о вечности Римской империи могли истекать все политические планы и расчеты; пока мир стоит – все государства, по этому учению, подчинены Риму; сам Карл должен был считать себя подданным императора.
Но уже из беглого очерка завоевательных стремлений Карла, в которых сказался его широкий умственный горизонт и грандиозные замыслы, мы можем видеть, что такое отношение Карла к императору не соответствовало ни замыслам Карла, ни фактическому положению западного и восточного мира. В силу личных стремлений Карла и всего хода исторических событий на очереди стоял вопрос о короновании Карла императором, о признании равноправности Востока и Запада Европы. Тут, конечно, выступает на сцену отношения между Западом и Востоком, между Карлом и византийским императором.9 Отношения эти не могли бы так обостриться и стать для обоих государств вопросом первостепенной важности, если бы развитие этих государств шло путем нормальным и не выступало из естественных границ. И огромное расстояние их политических центров, и различие целей и задач – все, казалось, облегчало эти отношения, умаляло их значение, но оба государства тяготели к одному и тому же центру, который все еще был сердцем всей культурной жизни Европы. Тут-то столкнулись эти две великие силы и с этого времени остались соперниками и врагами. Притязания на Рим и Италию составляли исконную политику Византии, от которой она не хотела никак отказаться, несмотря на то что власть императора в Риме была фиктивная. Настоящий правитель Рима стал искать более сильного покровительства и, как мы видим, обратился к франкам; таким образом франкские короли получили возможность ворваться, так сказать, в область политической деятельности Византии. Однако, нося титул патриция, ни Пипин, ни Карл не оспаривали власти греческого императора; отношения между императором и королем лишь тогда переходят из области дипломатической в прямые столкновения, когда Франкское королевство соединяется с лангобардским и становится соседом византийских земель в Италии: Истрии, Венеции и владений в нижней Италии.
С этих пор начинается со стороны греков ряд попыток, то явных, то тайных, воспрепятствовать распространению королевства на северо-восток Италии и вывести герцогство Беневентское от подчинению Карлу, даже подчинить последнее своему владычеству. Это последнее желание руководить всеми действиями из Византии (от 775 года до коронования Карла), а театром военных действий является герцогство Беневентское. Герцог, подстрекаемый действиями Византии, опираясь на ее помощь, старается освободиться от зависимости, совершает нападения на королевские и папские владения; папа, которому грозит неминуемая опасность от столь беспокойного соседа, постоянно возбуждает против него Карла, призывая его в Италию. Кончились эти столкновения полным подчинением герцога Карлу. Одну минуту казалось: враждебные отношения должны были прекратиться; на византийский престол после смерти
Льва в 780 году вступил малолетний Константин VI, а правительницей была его мать Ирина.10 Она начала мирные переговоры с Карлом; к этому побудили ее церковные дела, именно вопрос об иконописании, который становится важным политическим фактором франко-византийских отношений. Прежние императоры-иконоборцы были необходимо во вражде с православным римским епископом, в то время как православная Ирина естественно стала искать поддержки епископа и его сторонника Карла. Чтобы скрепить союз между обоими государствами, условились о браке между Константином и дочерью Карла Хруотрудой. О политических условиях этого договора ничего не говорят нам источники как с той, так и с другой стороны. Ни брак, ни союз не состоялись; этому воспрепятствовали возобновившиеся враждебные отношения из-за земель итальянских. Франкские анналы разрыв приписывают Карлу, византийские – Ирине.
Между тем Карл собрался действовать против Византии иным оружием. В этих новых действиях сказалась вся пылкость, вся страстность Карла, но вместе с тем величие его планов и широта умственного взора. В 787 году императрица созвала Седьмой вселенский собор в Никее, на котором торжественно было восстановлено иконопочитание; в этом соборе папа участвовал через представителей своих и, в числе прочих, он подписал акты собора. В вопросе об иконоборстве, решенном на соборе, затрагивались самые важные церковные и политические интересы империи, ослабленной внутренними междоусобиями и внешними врагами; казалось, должен наконец наступить мир в церкви. Но