Доркас удовлетворенно пробормотала что-то неразборчивое иподнялась на ноги. Рози ощутила сложную гамму чувств, но преобладали пониманиеи предвкушение. Она положила руку на предплечье Билла и заглянула ему в глаза.

— Только не смотри на нее, хорошо?

— Это верно, — согласилась Доркас, — и не задавай вопросов,Билли, даже если она предложит тебе их задать.

Он недоуменно посмотрел на Доркас, затем на Рози, потомснова на Доркас.

— Но почему? И вообще, кто она такая? Майская королева?

— Она королева всего того, чего пожелает, — ответила Доркас,— и советую не забывать об этом ни на секунду. Не смотри на нее и не делайничего, что могло бы рассердить ее. Больше мне нечего сказать, я просто неуспею. Соедини руки на животе, мил человек, и смотри на них. Не своди с нихглаз.

— Но…

— Если глянешь на нее, сойдешь с ума, — без обиняковпояснила Рози и увидела, как Доркас кивнула в знак подтверждения ее правоты.

— Так все-таки сон это или нет? — продолжал Билл. — Я хочусказать… я еще жив? Потому что если это загробная жизнь, то я бы судовольствием от нее отказался. — Он бросил взгляд в направлении приближающейсяженщины и содрогнулся. — Слишком много шума. Слишком много крика.

— Это сон, — заверила его Рози. Мареновая Роза подошла совсемблизко — стройная прямая фигура, движущаяся через пятна света и теней. Когда наее лицо падала тень, оно превращалось в маску кошки или лисы. — Это сон, вкотором ты должен выполнять все, что от тебя требуется. — По велению Рози иДоркас.

— Да. И Доркас велит тебе сложить руки на животе и глазетьна них, пока кто-нибудь из нас двоих не разрешит поднять голову.

— Могу я исполнить приказание? — спросил он, метнув в еесторону притворно игривый взгляд исподлобья, в котором она угадала искреннеенепонимание.

— Да, — в отчаянии прошептала Рози, — да, можешь, толькоради Бога не смотри на нее!

Он сплел пальцы на животе и послушно опустил взгляд.

Теперь до Рози доносился шорох приближающихся шагов,шелковистый шепот травы, скользящей по коже. Она опустила голову и спустямгновение увидела перед

собой босые женские ноги, серебристые в лунном сиянии.Последовало продолжительное молчание, нарушаемое лишь тревожным криком ночнойптицы вдали. Рози перевела взгляд чуть правее и заметила Билла, сидящего рядомс ней и пристально изучающего собственные руки, словно ученик гуру, которомупозволили присоединиться к учителю во время утренней медитации.

Наконец она робко заговорила, не поднимая глаз: — Доркасдала мне то, о чем вы говорили. Оно у меня в кармане.

— Хорошо, — произнес сладостный, чуть хрипловатый голос. —Это хорошо, Рози Настоящая. — В поле зрения Рози появилась рука в пятнах, ичто-то упало на колени. В слабеющем свете луны блеснул одиночный золотой лучик.— Для тебя, — сказала Мареновая Роза, — сувенир, если хочешь. Поступай с нимтак, как считаешь нужным.

Рози подняла предмет и удивленно уставилась на него. Трислова— «Служба, верность, общество» — образовывали треугольник вокруг камня,маленького кружка обсидана. Камешек был помечен теперь яркой алой точкой,отчего напоминал неусыпно наблюдающий глаз.

Снова воцарилась тишина, в которой угадывалось скрытоеожидание. «Может, она ждет слов благодарности?» — подумала Рози. Этого она недождется… но почему бы не высказать то, что у нее на душе?

— Я рада, что он мертв, — произнесла она тихо иневыразительно. — Туда ему и дорога.

— Конечно, ты рада, и ему досталось поделом, ты права. А теперьты должна вернуться назад, в свой мир Рози Настоящей, вместе со своим зверем.Насколько я могу судить, он не так уж и плох. — В ее голосе улавливались новыенотки — Рози не позволила себе рассматривать их как похоть. — Хорошая холка.Хорошие бока. — Пауза.

— Хороший пах. — Новая пауза, после которой рука в пятнахподнялась к голове Билла и погладила его всклокоченные, влажные от пота волосы.При ее прикосновении он шумно втянул в себя воздух, но не поднял головы. —Хороший зверь. Береги его, и он будет беречь тебя.

И тогда Рози подняла голову. Она дрожала от страха передтем, что может открыться ее взору, и тем не менее была не в силах совладать ссобой.

— Не смей называть его зверем, — произнесла она вибрирующимот ярости голосом.

— И убери от него свою зараженную руку.

Краешком глаза она увидела, как сжалась Доркас, но не этозанимало ее. Все ее внимание сфокусировалось на Мареновой Розе. Что ожидала онаувидеть в ее лице? Сейчас, рассматривая его в меркнущем лунном сиянии, она недавала себе отчета в собственных чувствах. Медуза? Медуза-Горгона? Стоящаяперед ней женщина оказалась совсем иной. Когда-то (и не так давно, какпоказалось Рози) ее лицо было необыкновенно красивым, достойным соперничать скрасотой Елены из Трои. Теперь же следы прежней красоты стерлись и поблекли.Зловещее черное пятно расползлось по левой щеке и надвигалось на лоб, словносолнечное затмение. Горящий глаз, взиравший на нее с левой стороны лица,казался одновременно яростным и равнодушным. Она понимала, что Норман,разумеется, увидел не это лицо, за которым угадывалось иное— как будто онанадела живую маску специально для Рози, что-то вроде косметики, — и ей стало непо себе. Под маской таилось безумие… но не просто безумие.

«Это что-то вроде бешенства, — подумала Рози, — болезньразъедает ее изнутри, все ее внешние черты, все волшебство, все величие дрожатна поверхности, готовые рассыпаться в прах в тот момент, когда она потеряетсамообладание, вскоре все рухнет, и если я отведу взгляд, она, возможно, наброситсяна меня и сделает то же, что и с Норманом. Она пожалеет об этом позже, номне-то легче не станет, верно?»

Мареновая Роза снова протянула руку, и в этот раздотронулась до головы Рози — прикоснулась сначала ко лбу, затем провела поволосам; день выдался нелегкий, и коса здорово растрепалась, потерявпервоначальную форму.

— Ты смелая, Рози. Ты отважно сражалась ради своего… своегодруга. Ты смелая, и у тебя доброе сердце. Но могу я дать тебе один советпрежде, чем отправить вас назад?

Она улыбнулась, наверное желая произвести приятноевпечатление, но сердце Рози на секунду замерло, а потом пустилось в бешеныйгалоп. Когда губы Мареновой Розы раздвинулись, на лице разверзлась дыра, неимеющая ничего общего со ртом; в этот момент она даже отдаленно не напоминалачеловеческое существо. Ее рот превратился в пасть паука, которому предназначеносудьбой поедать насекомых — не мертвых, а лишь впавших в бесчувствие послеядовитого укуса.