— Эй! — Он уставился на нее в немом потрясении. — Не потейиз-за чепухи!

Пятнышко холодного света сжалось до размеров спичечногокоробка, затем булавочной головки, а потом исчезло, оставив на сетчатке глазплавающий белый отпечаток. Она заглянула в шкаф. Картина находилась там, кудаона положила ее после своего первого путешествия в нарисованный неизвестнымхудожником мир, но она опять изменилась. Теперь на полотне были изображены лишьвершина холма и полуразрушенный храм у подножия, освещенные последними лучамивисящей у самого горизонта луны. Пейзаж, от которого веет тишиной и покоем игде нет даже намека на близость человека, делали картину, по мнению Рози, ещеболее похожей на классическую.

— Господи, — покачал головой Билл, растирая ладонямираспухшую шею. — Что произошло, Рози? Я не соображаю, что произошло!

С момента их прихода в мир картины прошло, по всейвидимости, не очень много времени; дальше по коридору продолжал вопитьподстреленный Норманом сосед.

— Я должен проверить, не нужна ли ему помощь, — заявил Билл,поднимаясь на ноги. — Не могла бы ты вызвать скорую помощь? И полицию?

— Конечно. Думаю, они и так уже в пути, но я все равнопозвоню.

Он подошел к двери, затем оглянулся в нерешительности, всееще растирая шею. — Что ты скажешь полицейским? Она помедлила с ответом, затемулыбнулась. — Не знаю… но придумаю что-нибудь. В последние дни вынужденнаяимпровизация стала моим коньком. Иди, иди, делай свое дело.

— Я люблю тебя, Рози, — единственное, в чем я уверен сейчас.

Он вышел прежде, чем она успела ответить. Она сделала парушагов за ним, затем остановилась. В дальнем конце коридора Рози увидела слабыйдрожащий огонек свечи.

— Святая корова! — произнес незнакомый голос. — Его что,подстрелили?

Негромкий ответ Билла заглушил новый вопль соседа.Раненного, судя по всему, не очень серьезно, иначе вряд ли он производил быстолько шума.

«Нехорошо», — одернула она себя, поднимая трубку новоготелефонного аппарата и набирая номер девятьсот одиннадцать, — телефон службыспасения. Пожалуй, мир теперь видится ей немного под иным углом зрения, и мысльо человеке, кричащем в дальнем конце коридора, стала результатом этого новоговзгляда.

— Все это неважно, если я буду помнить о древе, —проговорила она, не понимая, собственно, ни почему сказала так, ни что означаютэти слова.

Трубку на другом конце линии подняли после первого жезвонка.

— Алло, девятьсот одиннадцать, ваш звонок записывается.

— Да, я знаю. Меня зовут Рози Макклендон, я проживаю по адресувосемьсот девяносто семь. Трентон-стрит, второй этаж. Соседу с верхнего этажатребуется помощь.

— Мэм, не могли бы вы сообщить подробности…

Почему же, могла бы, конечно, могла, но в этот момент еепронзила иная мысль, нечто, не приходившее в голову раньше, но ставшееабсолютно ясным теперь, нечто, не терпящее отлагательства. Рози опустила трубкуна рычаг и просунула два пальца правой руки в маленький кармашек джинсов. Онасоглашалась с тем, что кармашек для часов очень удобен, но он вызывал у нее иглухое раздражение, ибо являлся еще одним доказательством невольногопредубеждения мира против левшей, к которым принадлежала и она. Мир создан длялюдей, большей частью орудующих правой рукой, и потому подобные мелкиенеудобства возникали буквально на каждом шагу. Ну да Бог с ними; будучи левшой,вы просто привыкаете к ним и со временем перестаете обращать внимание, вот ивсе. И сделать это не очень сложно. Как поется в старой песне Боба Дилана ошоссе шестьдесят один, — о да, сделать это легче легкого.

Она извлекла из кармана крохотную керамическую бутылочку,которую дала ей Доркас, несколько секунд подержала в руках, внимательнорассматривая, затем склонила голову набок и прислушалась к доносящимся изкоридора звукам. К группе в конце коридора присоединился еще кто-то, и человек,которого ранила выпущенная Норманом пуля (Рози показалось, что говорил он),рассказывал что-то собравшимся слабым плаксивым голосом. А вдали слышалсянарастающий вой сирен.

Она прошла на кухню и открыла дверцу миниатюрного холодильника.Внутри оказался пакетик болонской колбасы, три-четыре ломтика, кварта молока,два картонных пакета обычного кефира, пинта сока и три бутылки пепси. Онадостала бутылку пепси, откупорила ее, поставила на кухонный стол и бросилабыстрый взгляд в сторону двери, в глубине души ожидая увидеть Билла («Что тыделаешь, дорогая? — спросит он. — Что ты туда подмешиваешь?»). Однако в дверномпроеме никого не было, а из глубины коридора доносился его спокойный,участливый голос, к которому она успела проникнуться любовью.

Кончиками ногтей она вытащила крохотную пробку, затемнесколько раз провела раскупоренной бутылочкой перед носом, как человек,проверяющий аромат новых духов. Запах, который она почувствовала, не имелничего общего с духами, но она мгновенно узнала его— горьковатый, сметаллическим оттенком и при том странно притягательный. Маленькая бутылочкасодержала воду из ручья, протекавшего за Храмом Быка.

Доркас: «Одна капля. Для него. Потом». Да, всего одна;больше опасно, а одной может оказаться достаточно. Все вопросы и всевоспоминания: ночная луна, кошмарные вопли Нормана, задыхающегося от ужаса иболи, женщина, на которую ему не позволили глядеть, — исчезнут, как и небывало. А вместе с ними и ее опасения, что воспоминания, как едкая кислота,прожгут дыру в его здравом рассудке и в их зарождающихся чувствах. Возможно, еетревоги напрасны; человеческий разум — штука довольно крепкая и обладающаяпотрясающей способностью адаптироваться, о чем большинство людей даже неподозревает. Ей ли не знать об этом после четырнадцати лет жизни с Норманом?Чему-чему, а этому он научил ее основательно. Однако рисковать все же не стоит.Какой смысл в риске, если есть другой, гораздо более легкий и надежный путь?Что опаснее, воспоминания или жидкая амнезия?

«Только будь осторожна, девочка. Эта штука опасна!» Розиперевела взгляд на раковину мойки, затем опять остановила его на керамическомфлакончике.

Мареновая Роза: «Хороший зверь. Береги его, и он будетберечь тебя».

Рози решила, что несмотря на презрительную терминологию,мысль, высказанная женщиной в мареновом хитоне, вполне разумна. Медленно иосторожно она наклонила флакончик над горлышком откупоренной бутылкипепси-колы, перелив туда одну-единственную черную каплю. Бульк.

«А теперь вылей остальное в раковину, быстрее». Так она ихотела поступить, но в памяти всплыли другие слова Доркас: «Я дала бы тебепоменьше, но боюсь, что позже ему понадобится еще капля».

«Да, а как же я? — спросила она себя, закупоривая флакончиккрохотной пробкой из древесной коры и засовывая его в потайной кармашекджинсов. — Как же я? Не понадобится ли мне капля-другая потом, чтобы несвихнуться?» Вряд ли, подумала она. К тому же… — Те, кто забывают прошлыеошибки, склонны их повторять, — пробормотала она. Рози не помнила, комупринадлежит авторство высказывания, но мысль была достаточно правильной. Онапоспешила к телефону, сжимая в руке бутылку целебного пепси, вторично набраланомер девятьсот одиннадцать и снова выслушала ту же фразу: осторожнее подбирайслова, девочка, твой звонок записывается.