Евгений Николаевич вместе с Кулаковой отошли подальше. Призстал похож на механическую куклу. Он дергался, из открытого рта бил непрерывнойструей мат вперемежку с проклятиями, угрозами. В голосе сквозили какие-тоскрипы, шипение, словно внутри Приза работал старый проигрыватель и крутиласьпоцарапанная пластинка. Все это усиливалось десятком микрофонов,транслировалось в прямом эфире по радио, снималось на телекамеры.

Рязанцев видел, как Маша вместе с пожилой дамой уводилидевочку, с трудом пробираясь сквозь толпу журналистов. Приза держал уже неАрсеньев, а двое мощных охранников. Было заметно, что они удерживают его струдом, пытаются успокоить, заставить замолчать и не могут.

Из банкетного зала лезли любопытные. Поднялся гвалт, журналисты,фотографы, телевизионщики с камерами напирали друг на друга, вспышки слепилиглаза. Милиция пыталась навести какой-то порядок. Рязанцев и Кулаковаосторожно, по стеночке, стали пробираться к выходу.

Приз затих лишь после того, как на него была натянутасмирительная рубашка и врач вколол ему мощное успокоительное. Спеленутого, наносилках, его вынесли через ресторанную кухню, увезли в Ганнушкина.

Когда его увозили, у главного входа все еще оставаласьнебольшая толпа поклонников. Они ждали своего кумира, пили пиво из банок с егопортретами, ели чипсы из пакетов с его портретами и от нечего делать иногдапокрикивали:

— Володя Приз! Россия, очнись!

Кумарин и Григорьев сидели в полутемной гостиной. Завтра ониоба улетал и Григорьев в Нью-Йорк, Кумарин — в Москву Это была последняя ночь вНицце. Они смотрели очередные новости. Мощная антенна принимала почти всероссийские телеканалы. Репортажи со скандальной пресс-конференции показывалиуже третьи сутки, по разным каналам, в разных новостях. Произносилось многоерунды, с комментариями выступали политики и эстрадные звезды. Кто-товозмущался, кто-то удивлялся, кто-то жалел Приза. Евгений Николаевич Рязанцевсказал, что все это ужасно неприятно и должно послужить уроком для всех, преждевсего для средств массовой информации, которые сделали национальным героемчеловека с явной психической патологией. Известный эстрадный певец Вазелинзаявил, что скандал на пресс-конференции и насильственное помещение Вовы Призав психушку является не чем иным, как грязной провокацией силовых структур, иеще раз доказывает, что грядет диктатура, свирепствует идеологическая цензура.

— Я там был, все видел и слышал. Я не понимаю, за что Вовувзяли. Ребята, это же натуральный произвол, тридцать седьмой год. Если занецензурные выражения всех начнут пихать в психушки, у нас вообще, блин, никогоне останется. Между прочим, матерился Вова гениально. Песня, произведениеискусства!

Журналистам удалось взять короткое интервью у следователяЛиховцевой. Она сказала, что прокуратурой возбуждены уголовные дела по фактусразу нескольких тяжких и особо тяжких преступлений, включающих убийства,покушение на убийство, поджог и многое другое. То, что произошло наконференции, можно определить как следственное действие, конечно, не совсемобычное, но вполне правомерное. Свидетельница, имя которой пока неразглашается, предъявила одному из подозреваемых вещественное доказательство,мужской перстень из белого металла. Он был обнаружен на месте преступления.Реакция подозреваемого оказалась настолько неадекватной, что пришлось срочногоспитализировать его в Институт имени Ганнушкина. В настоящее время гражданинПриз находится на обследовании в Институте судебной психиатрии имени Сербского.

Корреспондент задавал еще вопросы, но Зюзя от дальнейшихкомментариев отказалась.

Кумарин приглушил звук в телевизоре. Налил коньякаГригорьеву и себе.

— Ваше здоровье, Андрей Евгеньевич.

— Не понимаю, зачем было привлекать к этому ребенка. Оначерез такой ад прошла, могли бы пощадить девочку, — проворчал Григорьев ивыпил, не чокаясь.

— Да, — кивнул Кумарин, — мне тоже не понравилась эта идея.Но знаете, это ведь была ее идея.

— Чья?

— Василисы Грачевой. Ни Лиховцева, ни Арсеньев, никтосначала не хотел этого делать. Больше всех возражала ваша дочь.

— Еще бы не возражать. Девочка объяснила ей, каким образомона узнала, что перстень когда-то принадлежал Отто Штраусу. Слишком много всегодля ребенка.

— А правда, как Василиса узнала о Штраусе? Вы мне этого нерассказывали.

Григорьев поморщился и махнул рукой.

— Все равно не поверите. И я не верю. С Василисой Грачевойпроисходило то же самое, что с Генрихом Рейчем тридцать лет назад, когдаперстень оказался на его пальце.

Кумарин тихо присвистнул, покачал головой и спросил:

— А Маша?

— Что Маша?

— Она верит?

— Как вам сказать? Она точно знает, что перстень на рукедевочки раскалялся, как утюг. Это подтверждают еще два человека, Арсеньев иДмитриев. Стояли все часы в квартире, причем все они показывали одно время.Ровно двенадцать. Это тоже факт. Василиса заговорила, как только удалось снятьперстень. Часы сразу пошли. Кстати, где теперь эта магическая дрянь?

— Это не дрянь, Андрей Евгеньевич, а вещественноедоказательство. Приобщено к уголовному делу. Потом, наверное, будет отправленов музей МВД. Погодите, если я не ошибаюсь, когда Маша позвонила вам из квартирыДмитриева, она сказала, что рядом с девочкой лежит книга, «История гестапо»,раскрытая на портрете Отто Штрауса, — вспомнил Кумарин.

— Ну да. Именно поэтому Маша потом и спросила ее, как онаузнала, чей это был перстень.

— И она поведала Маше о своих путешествиях во времени? —Кумарин иронически хмыкнул.

— Нет. Она только спросила, не знает ли Маша, удалось лиспасти кого-нибудь из детей Геббельса. Потом сказала, что Отто Штраус погибтридцатого апреля сорок пятого года в Берлине. Обстоятельства его смерти онаописала точно так же, как Рейч, когда я был у него в больнице в последний раз.Рейчу это приснилось.

— А Василиса Грачева видела своими глазами, — Кумарин нервнозасмеялся и налил еще коньяка.

— Нет. Этого она не говорила. Она только сказала, что ейстало безумно жалко лейтенанта и больше всего на свете хотелось, чтобы он, а неШтраус успел выстрелить первым. Лейтенанта звали Пашка. Так его назвал капитан,с которым он разговаривал перед тем, как войти в дом на Вильгельмштрассе. УПашки были зеленые глаза и рыжие ресницы, длинные, как у теленка.

Кумарин встал, выключил кондиционер, открыл окно. Пахнулоночной свежестью, стал слышен мягкий плеск моря. Всеволод Сергеевич хотелчто-то сказать, но просигналил факсовый аппарат. Пришло очередное сообщение изинформационного центра УГП.