– Давайте, кто по очереди, – и закрыл за собой дверь.

Белов вошел, зачем-то застегивая шинель, внутри все малодушно тряслось:

– Я пришел сказать, что я не буду! – он попытался твердо посмотреть на загорелого старшего лейтенанта.

– Здорово, Сан Саныч! – Квасов, улыбаясь, протянул руку через стол.

Сан Саныч кивнул и пожал ее с хмурым и виноватым видом.

– Чего не будешь-то? Садись!

– Не хочу… то, что мы подписали… не буду ничего делать!

– Это плохо, а чего так?

– Я… предателем себя чувствую!

Квасов не торопясь достал папиросу из пачки, подвинул, угощая Белова:

– Предатель – это плохо. А кого предал?

С Сан Саныча сходило напряжение, он взял папиросу, присматриваясь к лейтенанту, показалось, что все это можно будет закончить спокойно. Иногда ему такое мнилось – Квасов мог просто взять и порвать ту бумагу.

– Людей, Константин Васильевич! Я все это время думал!

– Каких людей, капитан? – Квасов придвинулся через стол и заговорил тихо. – Я сейчас с ответственного задания, шкурой своей рисковал, а я, по-твоему, предатель?! – он смотрел строго. – Да, мы не орем на каждом углу о своих делах! Мы вынуждены так работать, нам даже награды дают не так, как вам! И мы – предатели?! Я был о тебе лучшего мнения, руководству хвалил, тебя в наш боевой резерв хотят оформить! Это – честь, Белов, это лучшим из лучших предлагается.

– Нет, я все понимаю, но… – растерялся Сан Саныч, – я уже это решил, я не могу! Мне так плохо, как будто я на своих товарищей настучал уже… Я отказываюсь.

– Кто же это с тобой работу провел? – видно было, что Квасов начинает злиться. – Николь твоя, ссыльная поселенка, или Горчаков, а может, Померанцев? Ты знаешь, что он за контрреволюционную деятельность отсидел десять лет?

– Нет, – Сан Саныч начал приходить в себя, – я сам. Я хорошо подумал.

Пораженный осведомленностью Квасова, он начал подниматься со стула.

– Погоди! Сядь! – приказал старший лейтенант. Помолчал, соображая. – У нас просто так нельзя уйти! Подписать и уйти – нельзя! Я на тебя все бумаги еще в январе оформил и отправил. И на них ответ уже пришел – мне разрешили использовать тебя в самых важных мероприятиях! Ты это понимаешь?! Может быть – раз в год! Отложим этот разговор, завтра посидим вдвоем, выпьем, я расскажу, какие тебе могут быть предложены дела. И какие за это могут быть поощрения. Быстрое продвижение по службе – это самое малое!

Сан Саныч стоял и молчал, он не предполагал, что вляпался так крепко. Он чувствовал, что снова начинает трусливо доверять уверенному голосу Квасова, но против этого вставали весь ужас и вся подлость, пережитые за последние три месяца. Он поднял голову:

– Я могу уволиться из пароходства, если надо будет, но я твердо решил: не буду ничего такого делать! – пока говорил фразу, уверенность и упрямство нарастали. – Я могу быть свободен?

Квасов расслабленно откинулся на спинку стула. Зло смотрел.

– Идти ты можешь, но вот будешь ли свободен? Ты, Белов, сейчас в мои личные враги записываешься! Подумай! Иди и крепко подумай! Хорошая жизнь, любимая жена с французским именем, должность, лучшие санатории в Крыму, возможно и служба в госбезопасности с немаленькими звездами на плечах! – Он смотрел куда-то сквозь Сан Саныча. – Или шпалы ворочать на Стройке-503?! Иди, думай! Я не я буду, если тебя под эти шпалы не закатаю! – Он злыми тычками погасил папиросу в пепельнице.

Сан Саныч вышел на улицу, свернул за угол и остановился, уперевшись взглядом себе под ноги. Внутри бушевала буря. Не трусливая, хотя и это было…

– Ты все, Сан Саныч? – навстречу шел давешний капитан буксира, все с тем же свертком.

– А? – Сан Саныч машинально и почти гордо протянул ему руку. – Я все, Василь Палыч. Все, дорогой! Иду вот! – и Белов указал куда-то вперед.

И он ринулся, не очень понимая, куда. Мог бы полететь, полетел бы! Все угрозы Квасова были уже не в счет. Он все сказал, он смог, он снова честно любил Николь, Померанцева, Климова, кочегаров – он снова, как честный человек, мог смотреть им в глаза.

Ноги сами привели его в загс. Он достал паспорт и потребовал, чтобы их развели. Без жены этого было нельзя сделать. То есть можно, но через суд.

– А чего тебе не живется? – загсом руководил худощавый старичок с добрыми глазами и пушистыми седыми усами.

– Мы давно уже не живем. И женились-то, как собаки! – Белов просительно заглядывал в глаза старику.

– Если она против, и по суду не разведут, – привычно уверил старичок.

– Я в суде все расскажу, я ее не люблю, да и она меня. Может, у нее кто-то уже есть!

– Партия постановление дала, чтобы ужесточить это дело, а то после войны больно уж много разводов сделалось, и всё мужчины желают. На фронте подруг себе завели, детишек нарожали, поэтому всё. Теперь и пошлину в десять раз подняли – раньше пятьсот рублёв отдавали за развод, теперь – цельные две тыщи, сынок. А дети есть? Или совместное имущество?

– Нет ни детей, ни имущества…

– Это хорошо, если имущество, тогда вообще через прокуратуру.

– Что же мне делать, отец? А если она мне изменяет? – мелькнула у Сан Саныча надежда.

– Не является основанием!

– Как же?! А вы откуда про суд так знаете?

– Так меня экспертом вызывают, вот последнее разъяснение Верховного суда. Сам почитай. – Он подал вырезку из газеты, аккуратно подклеенную на картон:

«Суды ошибаются, если полагают, будто “желание супругов расторгнуть брак” – достаточная причина, чтобы их развести. Не следует думать, что вступление мужа во внебрачную связь с другой женщиной само по себе является основанием для расторжения законного брака. Народные суды недостаточно серьезно относятся к возложенной на них задаче примирения супругов. Они должны помнить, что самое главное для них – укрепление советской семьи и брака».

– Ну ни хрена… И что же делать? – Белов, обескураженный, начал подниматься со стула. – Не разведут?

– Никак не разведут! Можешь и не подавать заявление…

Вместе вышли на крыльцо, старичок достал самодельный мундштучок и дешевые сигаретки.

– Или с женой договорись, или… – он подкурил, пыхнул с удовольствием, – или только если у тебя уже другой брак и в нем уже есть ребенок, а лучше два…

Сан Саныч заинтересованно покосился на заведующего загсом, но про Николь ничего не стал говорить, поблагодарил и пошел к Зине.

– Я подал на развод, – заявил с порога.

Зина куда-то собиралась, в прическе уже, губы мазала перед зеркалом.

– Кому ты врешь? Развод! Я тебе не дам!

– А мне и не надо! – Сан Саныч снял шапку и сел на стул. Стал расстегивать шинель. – Через суд можно и без жены. Короче, подал уже заявление, рассмотрят в месячный срок.