глупости. Думаешь, я не могу распознать, притворяется ли человек или ему действительно нездоровится? Зачем тебе освобождение? У тебя же сегодня соревнования.

– Просто выпиши, и все! Тебе же наплевать на меня, на то, как я живу, что делаю, да? – Никки хотела услышать «Нет!» Надеялась, что Леда проявит беспокойство, покажет, что сестра небезразлична ей… Но Никки в ответ услышала тишину. И тишина эта олицетворяла полное равнодушие. – …Тогда не задавай лишних вопросов.

Леда выполнила просьбу Никки.

* * *

Ее проводили до больничного сквера, усадили на свободную лавочку, приказали ждать. Никки опасливо осмотрелась. Погода была чудесная, теплая, почти летняя, потому большая часть пациентов выползла на улицу. Все таращились на Никки. Заметили чужака. Никки попыталась отвлечься, стала разглядывать деревья. Увидела белку, улыбнулась, а потом испугалась. Белка несколько минут прыгала вверх-вниз на одном и том же месте. «Даже у белки тут крыша поехала… Что за место! Самой бы тут не свихнуться».

Циннию привели спустя двадцать минут.

– Цинния, смотри, кто к тебе пришел! – с деланой радостью объявила медсестра.

Девушка смотрела на Никки недоброжелательно. Это была миниатюрная брюнетка со смугловатым, симпатичным, но совершенно несоответствующим ее молодому возрасту лицом. Лоб расписан преждевременными морщинами, уголки рта опущены, губы отдавали желтизной, под глазами намертво въевшаяся тень. Очевидно, все то, что довелось пережить Циннии, из-за чего она, собственно, оказалась в этом месте, и состарило ее.

– Цинния, солнце мое! Сколько лет, сколько зим! Как же я соскучилась по своей подруженьке! – Никки бросилась обнимать «подруженьку». – Идите… – приказала она медсестре. – Дайте нам поболтать, не смущайте!

– Ты кто? Мы не знакомы, – сказала Цинния, после того как медсестра оставила их.

– Так давай познакомимся, господи. Тоже мне проблема.

Они вместе сели на лавочку.

– Я Никки Дилэйн, учусь в «Греджерс». У меня много друзей: Искра – сумасшедшая русская цыганка, еще… Рэмисента Арлиц, – Никки нарочно громко и четко произнесла последнее имя, чтобы вызвать необходимую реакцию.

– Зачем приехала, говори? – Каран теперь была настроена совсем враждебно. – Тебя эта сволочь послала?!

– Почему сволочь? – невинно улыбнулась Никки, но вскоре перестала улыбаться и сказала серьезно: – Цинния, кажется, со мной сделали то же, что и с тобой. Ну… может, я ошибаюсь, на что очень надеюсь. Мне память отшибло, прикинь? – Никки выложила вкратце свою историю. – Я хочу разобраться, сопоставить факты, а главное, вспомнить то, что по какой-то причине исчезло из моей памяти. Только ты можешь помочь мне в этом. Для начала скажи, пожалуйста, что тебя связывает с Элаем и Рэми?

На лице Циннии отразилось колебание: говорить или нет.

– Цинния, нам дали очень мало времени!

– …Мы с Рэмисентой учились в «ХолиПрайд».

– Да, это я знаю.

– А то, что я встречалась с Элаем, знаешь? И что Рэмисента приревновала своего братца?

– Приревновала?!

– Она больная на голову. По-другому я не могу объяснить ее поступок. – Цинния взяла длинную паузу, видимо, для того, чтобы набраться сил, подобрать слова. И потом вдруг охотно разговорилась. Все-таки Никки располагала даром внушать доверие. – Рэмисента выдумала какую-то странную историю, якобы я гноблю ее в школе, из-за чего она даже начала резаться! Элай набросился на меня с обвинениями, я опешила… Мы с Рэмисентой были дружны, это все в «ХолиПрайд» могли подтвердить. Но Элай верил только своей сестрице.

– И что было потом, Цинния?

– …Элай пригласил меня на вечеринку в загородный дом своего приятеля. Он вел себя так, будто и не было той ссоры. Я расслабилась. Я помню, как мы долго танцевали в обнимку, нам было хорошо. А потом… провал. Элай, скорее всего, подмешал мне что-то в напитки. В моей памяти осталось только начало вечера, а вот о том, что было дальше, я узнала, посмотрев видео. Ты в курсе, о каком видео идет речь?

Никки только кивнула. Говорить она уже не могла.

– Вот так он отомстил мне за свою сестру. За то, чего я не делала!

Наклонившись вперед, перегнувшись пополам, зажмурившись, Никки старалась успокоиться, перестать так возбужденно дышать, заставить сердце колотиться не так быстро. Ох, как ей страшно было смотреть на Циннию, на эту молодую старуху. Невыносимо было слушать ее. То, что с ней произошло, даже зверством назвать невозможно. Ни в коем случае нельзя это отождествлять со зверями. Не существует в природе зверя, способного на такую жестокость.

– Почему ты не сдала Элая копам?.. – натужно, хрипло спросила Никки.

– Я хотела. Папа заставил меня передумать. Сказал, что я сама во всем виновата, поперлась неизвестно с кем неизвестно куда. Опозорила семью. Начнется следствие – будет еще больше разговоров, позора…

Цинния с тревогой уставилась на Никки, поняла, что ее слова не достигли цели. Никки думает о чем-то своем.

А Никки в этот момент вспомнила один эпизод: они с Элаем смотрели друг на друга, причем он это делал хладнокровно, а она со страхом, мольбой. За ее спиной раздавался чей-то издевательский смех… А потом Элай захлопнул дверь перед ее лицом. Никки догадалась, что с ней было дальше. Брат и сестра действовали по тому же сценарию, что был создан для расправы с Циннией. Но это все мелочи, что ее телом воспользовались, что засняли весь этот бесчеловечный процесс на камеру с целью последующего публичного унижения. Не это взволновало Никки. Взгляд Элая… тот самый его хладнокровный взгляд и то бессердечие, с которым он захлопнул дверь, бросил ее как шмоток мяса вонючим шакалам – это и есть то самое СТРАШНОЕ, что он с ней сделал.

– Никки, что ты, что с тобой?! – почти кричала перепуганная Цинния.

Никки смеялась, а глаза ее при этом оставались неподвижными. И вот эта ее неуместная веселость вкупе с мертвым, потухшим взглядом производила жуткое впечатление. Теперь Никки стало ясно, почему Элай решил излить ей душу в тот день, когда они начали встречаться. Он осознавал свою вину, он мучился. И чтобы хоть немного полегчало, Элай вот так завуалировано признался ей, объяснил причину своего поступка. «Я люблю Рэми. Люблю до безумия! Мне приходится выполнять все ее просьбы, какими бы дикими они ни казались! У меня нет выхода… Я должен искупить этот грех хотя бы так!»

* * *

Никки возвращалась в школу на такси. Затрезвонил ее телефон. Она вытащила его из сумки, посмотрела на экран без интереса. Рука дрогнула, когда Никки увидела имя звонившего. Больше не мешкая, она ответила на звонок:

– Мама… Кармэл?

– Это все из-за тебя. Все из-за тебя! Сколько же горя ты мне принесла…

От звука голоса матери у Никки оборвалось сердце. Никки мечтала оказаться сейчас дома, побыть вдвоем с мамой. Пусть Кармэл кричит, пусть негодует… но зато она