Мужчина в шлеме и доспехах… он был ей незнаком.

Хант вошел к себе в комнату и закрыл дверь. На Брайс он даже не взглянул.

* * *

Это было невыносимо. Войдя в квартиру, он не знал, куда деться от радостного, до дрожи в коленях, облегчения, появившегося на лице Брайс. Покончив с миссией, он поспешил сюда, рассчитывая, что время уже позднее, она спит и он спокойно смоет кровь. Сегодня ему особенно был ненавистен Комитиум. А оказалось… она стояла в гостиной и ждала его.

Таким его видели только соратники. Теперь и она. Увидела, вдохнула запах крови… Как выдержать ее ужас и боль, сменившие недавнюю радость?

«Видишь, что́ эта жизнь сделала со мной?» – хотел спросить он. Но слова не шли с языка. Несколько часов подряд, расправляясь с тремя жертвами из списка Микая, он слышал только крики. Выстрелы мгновенно оборвали бы жизнь всех троих, но Микай нарочно заставил его убивать кинжалами.

Хант вошел в ванную и пустил обжигающую воду. Снял шлем, морщась от яркого света, который до сих пор приглушало забрало. Потом снял перчатки.

Вспомнилось испуганное лицо Брайс. Ничего удивительного. До этой минуты она лишь отчасти понимала, кем и чем является Хант Аталар, почему от него шарахаются на улицах и боятся взглянуть в глаза.

Хант снял доспехи. Мелкие раны почти затянулись. Наркобароны, с которыми он сегодня расправлялся, успели нанести ему несколько ударов, пока его кинжалы не пригвоздили их к полу.

Там он их и оставил корчиться от боли и медленно умирать.

Раздевшись догола, он вошел в душ. Белые плитки ванной успели запотеть от пара. Вода обожгла его, как кислота. Хант подавил в себе крик, стон, всхлипывания. Подавил все звуки и не отпрянул от обжигающего ливня.

Он застыл, позволяя воде выжигать в нем все.

* * *

Микай снова отправил его с миссией. Приказал Ханту кого-то убить. Судя по разным запахам, жертв было несколько. Пойдет ли каждая оборванная жизнь в зачет его жуткого «долга»?

То, чем он занимался по приказу губернатора, было его работой, путем к освобождению… Раньше Брайс не особо задумывалась, что́ эта работа делала с ним и каковы последствия.

Никакой это не путь к освобождению. Это был путь в Хел.

Брайс оставалась в гостиной, дожидаясь, когда он закончит мыться. Вода продолжала шуметь. Двадцать минут. Тридцать. Сорок.

Когда миновал час, а Хант все еще стоял под душем, Брайс не выдержала, подошла к двери комнаты и постучалась:

– Хант!

Ответа не было. Только шум воды.

Брайс приоткрыла дверь. Свет в комнате был притушен. Из распахнутой двери ванной валил пар. Пара было столько, что в комнате ощущалась сырость.

– Хант!

Брайс подошла к ванной и вытянула шею, пытаясь увидеть Ханта в ярком свете потолочных светильников. Никаких признаков, словно он растворился в горячих струях.

Потом из-за водной стены показалось мокрое серое крыло.

Это вывело Брайс из оцепенения. Ее толкнул импульс. Мысли, опасения отошли на задний план. Выкрикивая имя ангела, Брайс вбежала в ванную, приготовившись к худшему и жалея, что не захватила с кухни телефон.

Но с Хантом ничего не случилось. Он сидел на полу под душем, зажав голову между колен. Вода хлестала его по спине, крыльям, стекала с волос. Его смуглая, покрытая золотистой пылью кожа приобрела агрессивно-красный оттенок.

Подойдя к душу, Брайс даже зашипела. Ангел сидел под кипятком, будто намереваясь свариться заживо.

– Хант, – позвала она.

Он и глазом не моргнул.

Брайс посмотрела на него, потом на широкую душевую лейку. Его тело исцеляло ожоги, но кожа тут же обжигалась снова, чтобы в следующее мгновение снова исцелиться. И этой пытке он подвергал себя уже целый час!

Боясь вскрикнуть, она закусила губы, протянула руку и прикрутила кран горячей воды, мгновенно промокнув сама.

Хант не шевельнулся. Даже не взглянул на нее. И тогда Брайс догадалась: такое самоистязание он проделывал многократно. После каждой проклятой миссии, на которую его отправлял Микай и архангелы, которым он служил прежде.

В ванную пришлепал любопытный Сиринкс, понюхал окровавленную одежду, затем растянулся на коврике, положив голову на передние лапы.

Хант находился в трансе, поскольку никак не отреагировал на присутствие Брайс. Но его дыхание облегчилось, став глубже.

Не понимая, зачем она это делает, Брайс схватила из стенной ниши флакон шампуня и кусок лавандового мыла. Потом опустилась перед Хантом на колени.

– Я тебя сейчас отмою, – тихо сказала она. – Если не возражаешь.

Единственным ответом был легкий, но заметный кивок. Чувствовалось, ему и сейчас еще трудно говорить. Брайс брызнула шампунем на ладонь, потом на другую и запустила пальцы в его волосы. Густые пряди отяжелели от воды. Она оттерла каждую, потом наклонила ему голову, чтобы волосы лучше промылись. Наконец-то Хант поднял глаза. Их взгляды встретились. Потом он снова запрокинул голову под буйство струй.

– Если меня вывернуть наизнанку, будет такой же вид, как у тебя, – преодолевая тяжесть в горле, сказала Брайс. – И с этим я живу каждый день.

Он моргнул. Единственный знак, что он слышал ее слова.

Посчитав его волосы чистыми, Брайс взяла мыло, собираясь отмыть ему тело, и только сейчас вспомнила, что под душем он сидит голым. Совершенно голым. Брайс не разрешила себе смотреть вниз, а стала намыливать Ханту шею, могучие плечи, мускулистые руки.

– Нижнюю часть туловища будешь отмывать самостоятельно, – сказала она, чувствуя, как жар приливает к щекам.

Хант молча следил за ее движениями, и в его открытости было что-то более интимное, чем в тогдашнем прикосновении губ к ее шее. Казалось, он воочию видит, кто она сейчас и кем может стать.

Добросовестно отмыв верхнюю часть туловища, Брайс сказала:

– Ты сидишь крыльями к стене, и мне к ним не подобраться.

Хант пружинисто вскочил на ноги.

Брайс старалась не смотреть на ту часть его тела, что находилась прямо перед нею. На нечто крупное, к чему сам Хант относился с безразличием. Что ж, если он равнодушен к своему, она проявит такое же безразличие. Брайс встала и под брызгами воды перевернула Ханта спиной к себе. Насладиться видом сзади – всеми рельефными мышцами и совершенными пропорциями – она тоже себе не позволила.

«У тебя потрясающий зад», – сказал ей недавно Хант. «И твой не хуже», – могла бы сказать она, не покривив душой.

Брайс намылила ангельские крылья, ставшие от воды темно-серыми. Чтобы достать до их верхушек, ей пришлось вытянуться на цыпочках. Она молча водила мочалкой по крыльям. Хант стоял, свесив голову и упираясь в плитки стены. Ему требовался отдых: если не сон, то хотя бы провал в забытье. Брайс тщательно смыла пену, удостоверилась, что все перья чистые, и закрыла воду.