сифилис или гонорею пациент получал лечение. Но диагностические тесты были неточными. Любая свободная женщина или трудяга-мигрант, когда-либо переболевшие фрамбезией (ее вызывает бактерия, очень похожая на бактерию сифилиса, но не передающаяся половым путем), могли легко провалить анализ крови, после чего их объявляли сифилитиками и назначали долгий курс лечения препаратами мышьяка или висмута. Безвредную микрофлору влагалища могли принять за гонококк, бактерию, которая вызывает гонорею. Женщине, у которой диагностировали гонорею, могли сделать укол вакцины от брюшного тифа или лекарства под названием «Гоно-ятрен», или (это озадачило даже Жака Пепена) молока. В 1930-х и 1940-х гг. в «Противовенерическом диспансере» ежегодно делали более сорока семи тысяч инъекций, в основном – внутривенных. Прямо в кровь. Когда после Второй мировой войны приток мигрантов в город усилился, цифры тоже увеличились. В начале 1950-х гг. шарлатанские средства (внутривенное молоко?) и токсичные металлы уступили место пенициллину и стрептомицину, которые оказывали более длительный эффект и, соответственно, требовали меньше инъекций. Пик кампании пришелся на 1953 г., когда сделали 146 800 инъекций, или примерно по 400 в день. Многие, если не большинство этих инъекций делали фам либр, работницам секс-услуг, гостеприимным барышням (называйте как хотите), у которых было несколько мужчин-клиентов. Они приходили и уходили. Шприцы протирали и использовали заново. И все это случилось в городе, куда пришел ВИЧ-1.

Через шесть лет в этом городе взяли анализ крови, в котором содержалась секвенция ВИЧ-1, ныне известная как ZR59. Еще через год – биопсию, известную как DRC60. Вирус распространился и стал разнообразнее. Он вырвался на свободу. Никто не может сказать, бывали ли когда-либо два этих пациента в «Антивенерическом диспансере», чтобы сделать прививку. Но если и не бывали, то у них точно были знакомые, которые бывали.

108

С этого момента история становится огромной и разнообразной, в буквальном смысле разлетаясь во всех направлениях. Распространение из Леопольдвиля было взрывным, подобным заразному салюту. Я даже не буду пытаться отслеживать все эти разнообразные траектории – о них можно легко написать еще десять книг, но их тематика будет сильно отличаться от моей, – но обозначу картину в тонких линиях, а потом уделю особое внимание одной из этих линий, особенно печально знаменитой.

За десятилетия незаметного распространения по Леопольдвилю вирус продолжил мутировать (и, скорее всего, рекомбинировать, передавая большие части генома от одного вириона другому), и эти ошибки копирования делали его все более и более разнообразным. Большинство мутаций – это фатальные ошибки, заводящие мутанта в тупик, но когда размножаются сразу миллиарды вирионов, даже чисто случайным образом можно получить жизнеспособные новые варианты. Кампании по лечению инъекционными лекарствами вроде той, что проводил «Антивенерический диспансер», возможно, лишь поспособствовали этому процессу, быстро передавая вирус новым людям-носителям и повышая его общую популяцию. Больше вирионов – больше мутаций, больше мутаций – больше разнообразия.

ВИЧ-1 группы M сейчас разделяют на девять крупных подтипов, которые обозначаются буквами A, B, C, D, F, G, H, J и K. (По возможности постарайтесь не путать их с восемью группами ВИЧ-2, которые обозначаются группами от A до H. А почему нет подтипов E и I? Не спрашивайте. Подобные системы обозначения собираются как попало, словно трущобы из картонок и палок, а не после точных архитектурных расчетов[232].) Шло время, население Леопольдвиля росло, люди все чаще путешествовали, и вирусы этих подтипов выбрались из города, распространившись по Африке, а потом и по всему миру. Одни вылетели из города на самолете, другие воспользовались более приземленными транспортными средствами – автобусом, лодкой, поездом, велосипедом, автостопом, трансконтинентальным грузовиком, а то и просто человеческими ногами. Подтип A добрался до Восточной Африки, скорее всего – через город Кисангани, находящийся на полпути между Леопольдвилем и Найроби. Подтип C направился на юг Африки, скорее всего – через Лубумбаши, в дальнем юго-восточном углу Конго. Просочившись сквозь Замбию, быстро распространившись в шахтерских городках, полнившихся рабочими и проститутками, подтип C катастрофически пронесся через ЮАР, Мозамбик, Лесото и Свазиленд. Оттуда он добрался до Индии, которая связана с ЮАР транспортными путями еще со времен Британской империи, и Восточной Африки. Подтип D вместе с подтипами A и C обосновался в странах Восточной Африки, которая по какой-то непонятной причине оказалась довольно рано поражена подтипом C, и только им. Подтип G добрался до Западной Африки. Подтипы H, J и K остались в основном в Центральной Африке: от Анголы до Центральноафриканской Республики. Во всех этих местах после обычной долгой задержки между заражением и развитием СПИДа люди начали умирать. А еще есть подтип B.

Примерно в 1966 г. подтип B перебрался из Леопольдвиля на Гаити.

Как он это сделал, никто не знает и, скорее всего, никогда не узнает, но благодаря Жаку Пепену, прочесавшему архивы, можно составить один гипотетический и правдоподобный сценарий. Когда бельгийское правительство неожиданно отказалось от своей африканской колонии 30 июня 1960 г. под давлением Патриса Лумумбы и его движения, десятки тысяч бельгийцев – практически весь средний класс, состоявший из госслужащих, учителей, врачей, медсестер, технических экспертов и бизнес-менеджеров – обнаружили, что в новой республике им совсем не рады, и спешно отправились на родину, до отказа забивая самолеты на Брюссель. После их отъезда образовался некий вакуум, потому что бельгийский режим всячески избегал давать подданным-туземцам образование. Например, во всей стране не было ни единого конголезца – доктора медицины. Учителей было очень мало. Стране вдруг понадобилась помощь. Всемирная организация здравоохранения ответила на призыв, отправив врачей, а Организация Объединенных Наций (через свою Организацию по вопросам образования, науки и культуры – ЮНЕСКО) тоже начала набор квалифицированных специалистов для работы в Конго: учителей, юристов, агрономов, почтовых администраторов и других бюрократов, техников и профессионалов. Многие из этих специалистов прибыли с Гаити. Вариант был идеальным: гаитяне, как и конголезцы, говорили на французском языке, их предки были африканцами, а еще у них было образование, но при диктаторском режиме Франсуа Дювалье (Папы Дока) они никак не могли себя проявить на родине.

В первый год независимости Конго половина учителей, приехавших в страну по программе ЮНЕСКО, были гаитянами. К 1963 г., по некоторым оценкам, в Конго работало около тысячи гаитян. Согласно другой оценке, в 1960-х гг. в Конго приезжали работать в общей сложности 4500 гаитян.

Судя по всему, никакой точной статистики не существует. Так или иначе, гаитян было много – тысячи. Некоторые взяли с собой семьи, некоторые приехали одни. Из одиноких мужчин, скорее всего, мало кто хранил полное воздержание. У большинства из них, ожидаемо, были подруги-конголезки, или же они посещали