Прок от отрядов есть, только если ненновцы еще в пути, если нет…

Я сжал кулаки.

В лабиринт за нюхачами спускаться не хотелось совершенно. Но, похоже, выбора у меня, как всегда, не было. Хоть тьму выпущу и то ладно.

Сердце Бирры искрилось и переливалось в самом центре, магия мирно текла по артериям к основным городам, Ненна уже перешла от сиреневого к бледно-розовому и даже едва серебрилась по краям. Вот только не радовало меня это. Совершенно не радовало.

Я отвернулся, отошел на несколько шагов, опустился на пол и начал призывать нюхачей.

Я старался гнать от себя мысли о том, что история, похоже, повторяется, пока тьма собиралась вокруг меня маленькими точками. Очень старался гнать, но они упорно не желали оставлять меня в покое.

Хотел нескучной жизни? Получи.

Почти триста лет назад, когда война только закончилась, когда мы носились по городам и деревням, по пыльным дорогам, когда спали по три оборота в сутки, когда жажда изменить Малею так яростно и дико кипела в крови, что невозможно было сидеть на месте, когда мы только начали искать выживших неприкаянных, выживших сторонников Геклена… Тогда я точно так же сидел в центре этого долбанного лабиринта, тогда точно так же по крупицам, каплям цедил из себя тьму, тогда я провел первый свой эксперимент. Первый в бесконечном списке, и создал нюхачей — маленьких бархатно-черных бабочек, не живых и не мертвых. Они прекрасно чувствовали неконтролируемую жажду и были такими же любителями крови, как и неприкаянные.

Лист была права в Ненна: кровь неприкаянных пахнет по-другому, вот только разницу эту чувствовали лишь нюхачи.

От них нельзя спрятаться, их нельзя обмануть, с ними невозможно договориться, на них нельзя воздействовать магически.

Вот только была с бабочками одна проблема: они не знали меры и пили до тех пор, пока не взрывались. Как правило неприкаянные кончались раньше, чем бабочки.

Тогда, много-много лет назад, лишних смертей и крови я не хотел. Мне было достаточно. Мне просто требовалось найти выживших с бесконтрольной жаждой и запереть их в Ненна. Не убивать.

Недочет обнаружился спустя полтора сумана после того, как я выпустил нюхачей на волю. К тому моменту они успели уничтожить около полутора тысяч вампиров — один из моих бесчисленных провалов в роли князя.

В общем, бабочек я в тот раз загнал сюда, запер под стазисом и больше не выпускал. Что остановило меня от их уничтожения? Да кто б мне самому сказал.

А капли тьмы уже зависли в воздухе вокруг меня, нетерпеливо подрагивая: стихия ждала действий.

Я выпустил тонкую струйку силы и направил ее сквозь лабиринт. Нить свободно скользила от камеры к камере в поисках моего первого эксперимента.

Не то, не то, не то. Не то.

Куда же я их засунул?

Нить натянулась, тьма заструилась активнее. Нашел.

Почти в предпоследнем кармане, огромный кокон, подвешенный к потолку. Достаточно было лишь пожелать, и кокон рассыпался мелким пеплом, плетение стазиса исчезло, и на мой зов, на черные точки, висящие над головой, устремились бабочки.

Мне казалось, я слышал, как шуршат сотни маленьких крылышек, разрезая воздух. Звук был неприятным, словно кто-то едва слышно царапает стену. Мерзкий звук. Но не более.

Через три вдоха надо мной зависла небольшая тучка. Я потянулся к нюхачам, и черные кляксы тут же облепили левую руку. Они копошились, перебирали лапками, шевелили усиками. Гадость.

Теперь самое неприятное.

Я поднялся на ноги, подошел к сердцам.

Вдох. Сцепить зубы. Вдох.

Я засунул руку в сердце Бирры и с трудом сдержался, чтобы не заорать от мгновенно прострелившей тело боли.

Дыши, князь, дыши.

Поймать потоки магии, отследить и направить маленьких монстров туда, куда мне нужно. Ровно половину, другая половина отправится с Дамиром и его дознавателями.

Тело все еще содрогалось от боли, и мелко дрожала вытянутая рука. Можно было бы сразу послать бабочек в ключевые города, но мне всегда было легче взаимодействовать с Биррой: здесь я провел больше всего времени, именно с этим сердцем «сроднился». А из Бирры они уже попадут по нитям силы и в Патбург, и в Долаклаву… Закон сообщающихся сосудов, мать его.

Через пятнадцать лучей я закрыл за собой дверь лабиринта и отправился на поиски Дамира. Надо было передать и привязать бабочек к нему.

Отряды покинули замок, когда солнце только-только начало садиться, главный дознаватель отправился в Пармут. Пятью оборотами ранее Маркус показал мне законченное обращение к жителям, речью я остался доволен. Еще через три оборота градоправители вышли на связь практически один за другим, доложив, что вампиры сообщение проглотили. Поверили или нет в тот бред, что наваял Маркус, им судить было сложно, но паники не наблюдалось.

Эльфа разговорили быстро: ничего нового, только вездесущий Белый страж. С ассасином еще возились. Мелькнула мысль привлечь к его допросу Селену, но она тут же отпала, стоило вспомнить ее лицо после допроса Аремара и мое обещание.

Я не заметил, как спустившиеся на город сумерки превратились в вечер. В кабинете висели сгустки и клочки тьмы, развернутая карта все это время была перед глазами, стол завален отчетами, а в голове так пусто, что аж звенело. Я ходил из угла в угол и прикидывал, решал, составлял список возможных предателей, но толку от этого… Никакой критики этот список не выдерживал.

Нюхачи, отправленные в города, исправно делали свою работу, по капле вытягивая тьму. Если бы не это, в кабинете стихия была бы повсюду, да и за его пределами тоже.

Да, я злился. Очень злился.

Тивор был в своей комнате, так же изучая отчеты и архивы, в одном помещении со мной по понятным причинам он находиться не мог.

Мысли вернулись к пятому Белому стражу. Что в его личном деле хочет увидеть Лист, я не понимал. Там не было ничего. Ничего интересного, по крайне мере. Пятый Белый страж был девственно чист.

Лист.

Селена.

Девочка-ветер и… Моя нареченная.

Я опустился на пол, откинул голову на спинку дивана, отогнал от себя драное пятно тьмы.

При воспоминании о ней хотелось идиотски улыбаться.

Моя. Мо-я. Мояяяя.

Я растягивал и растягивал это слово, повторял его про себя несколько сотен раз и видел ее смеющиеся глаза, дерзкую улыбку, и желание било откуда-то из позвоночника.

Моя.

Запах граната окутал с ног до головы. Странные шутки играет со мной уставшее сознание. Прикосновение пальцев к щеке заставило с трудом открыть глаза.

— Лист? — я нахмурился. Она сидела на диване рядом со мной, насмешливо глядя в глаза. — Ты что тут делаешь?

— Ты снова уснул в кабинете, забыл про ужин.