— Бываешь иногда. Можно мне увидеть его дело?

Я залез в пространственный мешок и протянул ей литкралл, снимая с него печать. Лист поставила камень на стол, не торопясь открывать, и очень серьезно посмотрела мне в глаза:

— Меня надо убрать из дворца.

— Нет, — тут же отреагировал я. Сама идея вызывала глухое раздражение и неприятие, тело напряглось, а кончики пальцев покрылись тьмой. — По крайней мере пока ты не поправишься точно.

Селена вздохнула, медленно поднялась из кресла и встала у меня за спиной, положив руки мне на плечи.

— Кристоф, поверь, у меня достаточно сил, чтобы шагнуть в портал и выйти дома у Рины — это раз. Я не хочу с тобой ругаться — это два, — тонкие пальцы разминали спину, прогоняя из головы почти все мысли. Чтоб тебя, старый дурак! Я не мог нормально соображать, когда она была так близко, когда ее запах окутывал с ног до головы. — И мы просто не сможем долго скрывать тот факт, что я осталась жива — это три. Сейчас самое подходящее время, чтобы переловить заговорщиков. Сейчас они растеряны, дезориентированы, они готовы совершать глупости, а ты собираешься упустить такой шанс?

— Нет, — воздух ворвался в легкие с шумом. Плохая идея. Запах граната взорвался на языке, ударил в голову, шарахнул в пах. Я схватил Листа за руку и дернул, усаживая себе на колени, крепко прижимая к себе. — Но здесь я уверен, что ты в безопасности, что тебе ничего не грозит, что ты никуда не исчезнешь.

— Кристоф, дом Рины защищен не хуже. И потом я могу за себя постоять, не забывай.

— Я понимаю, что ты права. Правда понимаю, но… Ты же слышишь, как сходит с ума тьма? Да и сама ты не особо горишь желанием покидать замок.

— Верно. Но выхода у нас нет. Меня надо убрать.

— Я даже не знаю, что меня бесит больше: то, что ты снова права, или то, что я упустил из вида пятого стража.

— Не понимаю: если ты так хочешь, чтобы кто-то надрал тебе задницу, достаточно просто попросить. И я, и Тивор с радостью тебе поможем. Зачем ты занимаешься самобичеванием? Это неудобно и малоэффективно, — фыркнула она.

— Ты не сможешь надрать мне задницу, даже если все проклятые боги встанут на твою сторону.

— Однажды у меня уже получилось, — озорная улыбка растянула ее губы. — Думаю, во второй раз это будет сделать гораздо проще.

— Маленькая самоуверенная девчонка, — я рыкнул, поднимаясь на ноги, расшнуровывая ее корсет. — Я проглочу тебя, а ты даже не заметишь.

— Костями не подавись, — повела Лист плечом, и платью пришел конец.

Я сижу на ковре в его кабинете, кровь течет из разбитой губы, левый глаз заплыл, сломано правое запястье. Я смотрю на безумца перед собой и не могу поверить, не могу представить его другим. А ведь когда-то он был другим.

Я нервно сглатываю, вжимаюсь спиной в дверь, сдерживаю страх, стараясь изо всех сил. Я ненавижу себя за это липкое чувство, за дрожащие руки, за настороженный взгляд. За беспомощность.

Он мечется из угла в угол, с его когтей на пол капает моя кровь. Ублюдок.

— Зачем я тебе, Адам? — тихо шепчу.

Я ведь действительно не понимаю. Я хочу знать, хочу понять. Мне важна причина. Любая, самая идиотская, самая дурацкая, самая невероятная. Я приму ее. Но мне нужна причина.

— Снова? Ты снова об этом? — мужчина резко замирает, скрещивает на груди руки, его глаза впиваются в лицо, не спеша осматривают тело, ощупывают. И чем дольше он смотрит, тем сильнее разгорается гнев, тем холоднее становится мне.

— Ответь мне, Адам, — я очень стараюсь говорить ровно, спокойно, не позволять дрожать голосу. — Зачем я нужна тебе? Зачем ты мучаешь нас обоих?

— Обоих!? Ты — шлюха, даже представления не имеешь о том, что такое настоящие мучения! — ревет он, а я стискиваю руки в кулаки. Не кричать. — Смотреть на тебя каждый день, видеть твое лицо, пить твою гнилую кровь…

— Так зачем ты делаешь это?

— Знаешь, это даже казалось забавным поначалу, — бормочет выродок себе под нос и опять принимается ходить по кабинету. — Я видел, как они на тебя глазели. Даже этот урод Сэмюэль. Они пускали на тебя слюни, их глаза горели, они готовы были облизывать подошвы твоих туфель, целовать тебе пальцы. Ты поставила Ладери на колени, — выплюнул он. — Хорошая партия. Великолепная. Я ненавидел каждого в том зале. Кретины, считающие себя королями. Никто из них никогда по-настоящему меня не видел. Смотрели будто мимо. И даже сейчас. Сквозь. Эти взгляды, пустые взгляды… Я не выношу их, они преследуют меня. Везде, всегда.

— Адам, — осторожно позвала.

— Но на тебя, на девчонку из ниоткуда, сироту, — он не слышал меня, — на портовую шлюху, смотрели все. Они видели тебя, они преклонялись перед тобой, они ловили каждое твое слово, — я не могла вдохнуть. — Идеальный вариант! Ты — способ мести. Никто из них теперь никогда тебя не получит. Никто не услышит, как ты поешь! Они обречены смотреть издалека, представлять, каково это: обладать тобой, трахать тебя, пить твою кровь! Они обречены.

Нет, это я обречена.

— Отпусти меня, — прошу еле слышно. — Отпусти. Я уеду и никогда не вернусь в Ладери, никогда не увижусь ни с кем из них. Отпусти, — я не знаю, зачем прошу. Просто прошу, потому что не могу смириться. Принять. Не могу больше терпеть. — Отпусти! — кричу, и этот крик бьет по ушам, почти оглушает.

Адам бросается ко мне, пинает ногой в грудь, наклоняется, вздергивает за волосы на ноги, хватает за горло, душит. Его пальцы давят.

— Никогда, — он вгрызается мне в шею, клыки рвут кожу, мышцы, и Адам вырывает из тела кусок мяса. Когда он поднимает голову, я практически ничего не соображаю от боли.

Только его лицо, перепачканное в моей крови. Лицо безумца.

Я открыл глаза, всматриваясь в темноту, рыча и скалясь.

Девочка-ветер, положив маленькую ладошку мне на грудь, мирно спала рядом.

Я дотронулся до шелковых волос, обнял, прижал к себе, вслушиваясь в стук ее сердца. Тук, тук-тук, тук. Этот звук успокаивал тьму, рычащего Зверя внутри меня. Этот звук доказывал, что она жива.

Я просидел, рассматривая ее, до самого утра, ловя ее дыхание, любуясь, мечтая поднять Адама, оторвать его яйца и засунуть их в его же глотку.

Больной урод!

Мы позавтракали с ней в спешке, периодически переругиваясь и споря. Я настаивал на том, чтобы портал между дворцом и домом Рины был постоянным. Лист хмурилась и говорила, что это неразумно. Магический фон легко отследить и так далее и тому подобное и еще сотня верных и разумных аргументов, которых я предпочел не услышать.

Не после того, что видел.

Тьма все еще вскипала вязкой смолой внутри при одной мысли об ублюдке. И я никак не мог понять, что со мной происходит.

Это ведь не только желание, не просто желание. Это глубже, больше, ярче. Что-то, от чего меня корежило и ломало, от чего было больно и страшно.