Отняв мяч у динамовского нападающего Маховикова, торпедовец Пахомов тут же отдал точный пас Юрину. А тот, в свою очередь, навесной передачей перебросил мяч на другую сторону поля – Назарову. Приняв мяч, торпедовец прошел по флангу и выдал точный пас Соловьеву, который на всех парах мчался к штрафной. В итоге ворвался он туда уже с мячом и собрался было нанести удар по воротам, как тут перед ним возник Еврюжихин и с помощью подката хотел выбить мяч в сторону. Но подкат получился «грязным» – нога динамовца сначала коснулась ноги торпедовца, а уже потом мяча. Соловьев упал на газон и судья тут же указал рукой на одиннадцатиметровую отметку. Пробивать удар вышел капитан автозаводцев Никонов – лучший пенальтист команды. Не сплоховал он и на этот раз – легко обманул Пильгуя и забил первый гол.

– Хорошенькое начало, – не скрывая своего разочарования, произнес Слащев.

– Ничего, на табло всего лишь девятая минута игры, – успокоил его Бесков. – Помнится, в позапрошлом туре торпедовцы точно также открыли счет в Тбилиси, а в итоге проиграли 2:4. Хотя надо отдать им должное – по первым минутам они производят лучшее впечатление, чем родные нам динамовцы.

– Будем надеяться, что это впечатление обманчивое, – ответил на эти слова Слащев.

20 октября 1973 года, суббота, Чили, Сантьяго, «Арена бокса»

К пятому раунду ситуация на ринге сложилась таким образом, что инициатива, которой владел с самого начала Перес, теперь перешла к его противнику. Кравчик приноровился к манере боя своего визави и теперь все чаще стал атаковать и прижимать Переса к канатам, чтобы не дать ему возможности нанести свой коронный встречный левой рукой. Но и у Кравчика достать своего противника никак не получалось, поскольку у Переса был богатый опыт боев с правшами. Вот и сегодня он знал, что его соперник большую часть ударов будет наносить выставленной вперед левой рукой, поэтому хорошо применял защиту от ее ударов. А атаки Кравчика прямым ударом левой в голову тоже не доходили до цели, так как продвижению левой вперед мешала выставленная вперед правая рука Переса Более того, в один из моментов чилиец сумел провести молниеносную атаку прямым левой и рассек Кравчику бровь над правым глазом. И тут ударил гонг.

Кровь залила глаз Кравчика и понадобилась помощь врача, чтобы остановить кровотечение. Однако врач сразу предупредил:

– Рассечение сильное, поэтому кровь надолго не остановить.

Это означало, что надо будет сделать так, чтобы в последующих раундах Перес не смог дотянуться до этого глаза, чтобы не возобновить кровотечение. Поэтому в следующем раунде Кравчик стал выставлять вперед правое плечо, стараясь прикрыть им рассеченный глаз. А удары наносил левой.

– Бей ему в глаз, бей! – кричал из-под канатов своему подопечному Нельсон Агеро.

И Перес пошел в новую атаку, пытаясь загнать поляка в угол и нанести ему серию мощных ударов. Ведь шел уже шестой раунд, а так долго против Переса еще ни один боксер не выдерживал. А этот поляк оказался самым упорным. «Надо его кончать, кончать!» – билась в мозгу у Переса одна и та же мысль и он продолжал наносить один удар за другим по голове и корпусу Кравчика. А тот, зажатый в углу, практически не отбивался и ждал, как спасения, удара гонга. И тот, наконец, прозвучал. Но разъяренный Перес даже после этого продолжал наносить удары по противнику, пока рефери, обхватив его сзади руками, не оттащил на середину ринга.

Сидевшая в первом ряду Агнешка, глядя на это избиение, закрыла лицо руками, а из ее глаз брызнули слезы. «Будь проклят этот бокс!» – билась в ее сознание единственная мысль, которую она всегда боялась произнести вслух при своем возлюбленном.

20 октября 1973 года, суббота, Москва, стадион «Динамо», матч «Динамо» (Москва) – «Торпедо» (Москва)

– Да, вот что значит потерять такого центрфорварда, как Кожемякин, – посетовал Слащев, глядя на то, как у динамовцев в очередной раз не получается ничего путного в атаке.

Действительно, это был первый матч динамовцев без их главного бомбардира и организатора атак. Поэтому в его отсутствие атаки динамовцев стали какими-то сумбурными. Однако ближе к концу первого тайма подопечные Гавриила Качалина, кажется, нащупали свою игру и перехватили инициативу. И с этого момента их атаки на ворота «Торпедо» стали следовать одна за другой. Но автозаводцы защищались самоотверженно, всей командой. А динамовцы наращивали темп атак, стараясь действовать двумя флангами, а центр подключали в редких случаях. И вот одна из их фланговых атак привела-таки к голу. Навесной мяч был подан с левой кромки поля прямо в штрафную площадь автозаводцев. К мячу бросились сразу несколько игроков, но самым расторопным оказался динамовец Якубик. И он с ходу, без подготовки, «зарядил» по мячу с такой силой, что тот пролетел мимо торпедовского вратаря Банникова и влетел в ворота, 1:1. И это случилось всего лишь за минуту до конца первого тайма. Мяч из разряда «в раздевалку».

Когда судья свистком возвестил об окончании первой половины игры, многие зрители поднялись со своих мест и отправились в подтрибунные помещения – размять ноги и перекусить в буфете. Сделал это и «Зольский», который весь первый тайм просидел на трибуне и ни с кем из соседей по трибуне в контакт не входил. Теперь он решил покинуть свое место, чтобы дать возможность тому человеку, который должен был с ним встретиться, возможность это сделать. Быстрого разоблачения лже-Зольский не боялся. Гример хорошо постарался и по сути «вылепил» копию покойного Леонида Карповича. Единственной загвоздкой мог стать голос, но лже-Зольский собирался сослаться на мнимую хрипоту, для чего он специально повязал на шею легкий шарфик. Впрочем, на этом матче знакомых Зольского не оказалось, а те, что были – вроде Бескова – предпочли к чиновнику не подходить.

«Зольский» вышел под трибуну и, миновав коридор, вскоре оказался на улице, где уже находились десятки людей, устроивших здесь себе перекур. «Зольский» тоже достал сигарету. Но пока он курил, никто к нему так и не подошел. А там и перерыв закончился, и зрители потянулись обратно на трибуны.

20 октября 1973 года, суббота, Чили, Сантьяго, «Арена бокса»

Гонг объявил о начале восьмого раунда – того самого, в котором Кравчик, по задумке его товарищей-«миристов», должен был «лечь» под Переса. «Лечь» эффектно, на глазах не только у многотысячной (или многомиллионной, включая телезрителей) публики, но, главное, перед взором самого Пиночета. Продержавшись в бою с Пересом столь долго, Кравчик мог со спокойной совестью проиграть, поскольку главное он уже совершил – стал героем в глазах большинства чилийцев. Значит, на родину он мог возвращаться в ореоле не проигравшего, а победителя. И Кравчик, наверное, так бы и сделал, как он обещал Райнери, если бы не Перес. Когда в начале восьмого раунда они, упав на плечи друг другу, переводили дух перед новой атакой, чилиец злорадно шепнул на ухо Кравчику:

– Имей в виду, если ты не ляжешь под меня, то каудильо грохнет тебя так же, как коммунисты когда-то грохнули твоего треклятого папашу.

Не надо было Пересу говорить такое. От этих слов внутри Кравчика поднялась такая лютая волна ненависти, что он уже не мог себя контролировать. Этот пиночетовский выкормыш позволил себе оскорбить его отца, польского офицера, сложившего голову в лагере смерти. Эти слова нельзя было оставить без наказания. И Кравчик, огласив зал мощным ревом, ринулся на обидчика. Он буквально обрушил на него шквал ударов, от которых Перес был вынужден спасаться, отступая к канатам.