февраля. Хорошие политические новости: Америка, возмущенная намерением Германии вести беспощадную войну, прерывает с ней сношения и открыто присоединяется к союзникам. Большое облегчение, не столько о мысли о помощи, которую может оказать Америка, сколько от сознания, что она теперь уже не выступит против нас. Германия действительно истощена; мир близится. Какое счастье! Кровопролитный бой под Ригой: мужество, доблесть, но все эпизоды, которые ни к чему не ведут, так как никто не командует[1246]. Государь дал [иностранным] делегатам большой обед и сказал хорошую речь[1247].

23 января / 5 февраля. Читаю прелестную книгу Уэльса «M-r Britling sees it through»[1248]. Хорошо передана растерянность Англии при объявлении войны; напоминает наше состояние. Невыносимые холода продолжаются, 20º. Решила не ехать на патриотический спектакль, где Кузнецова поет «Manon»[1249] в пользу наших приютов. Мерзла весь день. Перенесла заседание тюремного комитета в красную гостиную. В столовой слишком холодно.

24 января / 6 февраля. Приняла несколько лиц, которые еще помнят мои вторники. Обедала у Куракиных с Татищевыми[1250]. Завтра возвращаюсь в Царское.

25 января / 7 февраля. В здешнем дворце так же холодно, как и в Зимнем. Нужно не забывать о бедных солдатах и о тех несчастных, которым нечем топить, тогда научишься терпению. Была у императрицы, — говорили мало за недостатком времени, она неважно выглядела, я чувствовала себя далекой от нее сегодня. Она принимала, и, между прочим, Анюту Салтыкову, из-за которой я и была во дворце (Александровском). Хотела бы иметь энергию писать мемуары и письма бабушки[1251], но холод меня парализует. Обедала с Анютой у Бенкендорфов. Бенкендорф считает, что неприятель не так истощен, как говорят, боится, что потребуется еще много времени и усилий. Печально.

26 января / 8 февраля. Завтрак во дворце в честь румынского принца, который возвращается в Румынию и уезжает сегодня вечером в Москву. Я сидела рядом с государем — это доставило мне удовольствие. Государь очень оживлял разговор. Императрица все время натянута (raide) и молчалива; великие княжны[1252] в форме сестер милосердия, что их связывает; все очень холодно. После завтрака императрица сидела со мной. Государь разговаривал, стоя с принцем и мужчинами, великие княжны отдельно, между собой. Никакого сближения еще не заметно. Они так далеко от всего, что невозможно с ними ни о чем говорить: ни чтение, ни искусство, ни свет, — ни люди, ни вещи.

27 января / 9 февраля. Вчера 25º мороза, сегодня — 3º. Какое счастье! Метеорологические предсказания неожиданно оправдались. [Далее пропущен отрывок об убийстве Распутина, так как он дан из вторых рук.] Несмотря на облегчение, что его (Распутина) больше нет, это очень печальная и мрачная страница.

29 января / 11 февраля. Маленький заболел[1253], — новая тревога у императрицы! Погода стоит эти дни очень хорошая, выезжаю в карете подышать воздухом; заезжала к Софи Ферзен, Бенкендорфы в городе. Продолжаю мучиться головными болями и приливами крови к голове, и это мне мешает связно читать и писать. Жалко, могла бы этим заниматься в моем уединении. Была в лазаретах, там мне рады. После боев под Ригой много очень тяжелораненых. Дух превосходный.

30 января / 12 февраля. Чудный зимний день. Утром была в лазарете императрицы. Там были великие княжны. Татьяна работает усердно и бодро. Делегация в Петрограде. Не могу заниматься и писать из-за головной боли. Не решаюсь никого видеть, чтобы не причинять неудовольствия. Было бы очень интересно завязать сношения с носителем тех идей, которые могут повлиять на события, но боюсь сплетен. Полагаю, что весною немцы устремятся в Париж. Только бы мы этим воспользовались, чтобы очистить нашу границу.

31 января / 13 февраля. Все утро прошло в приеме прошений, они поступают со всех сторон. Видела моего бедного Новицкого; у него жалкий вид и нервы расстроены, — последствия контузии. Пока положила его в своем госпитале, потом надеюсь отправить в Крым. В политике затишье. Весь мир протестует против подводной войны немцев. Как моральное впечатление, это имеет значение, но действительного воздействия оказать не может. Что в состоянии сделать Америка или Китай?

1/14 февраля. Снежная буря. Списывала бабушкины письма [кн. Анны Александровны Голицыной, рожд. Прозоровской], они для меня интересны, так как напоминают мне все прошлое. Узнала, что наследник болен серьезнее, чем мы думали. Представляю себе волнения императрицы, усиленные исчезновением Григория. Оказывается, он сделал неловкое движение, и его болезнь бросилась в спину. Бедная, дорогая, я жалею ее от всего сердца, но не могу выразить ей никакой симпатии. Иза и Настенька у меня обедали после всенощной. Завтра буду в городе, так как государь отложил отъезд.

2/15 февраля. Была у обедни в дворцовой церкви. Стало опять холоднее. Приехав по ветке в город, протелефонировала Барку, что я здесь, он тотчас же явился. Говорила с ним о подоходном налоге, просила его указаний, а также насчет кабелей, — сейчас это дело ликвидируется. Он советует приобрести акции, если их будут выпускать. Очень приятный и толковый. Протопопов остается persona gratissima[1254], заменил абсолютным влиянием Григ[ория]: все это — одна лавочка.

3/16 февраля. Была в лазарете, в убежище и в приюте. Видела бедного Новицкого: за ним хороший уход, и он этим доволен. Приют на меня произвел отличное впечатление: надзирательницы относятся к детям по-матерински; все чисто, весело, хорошо содержится. Пришел Рахлин рассказать мне об интригах К[1255] и манипуляциях Протопопова, чтобы отделаться от Дмитрия[1256].

4/17 февраля. Все еще стоят ужасные морозы. Я недовольна офицерами, которых избаловали добрым отношением к ним и которые стали большими нахалами, за немногими только исключениями. Вечером у меня была графиня Нирод с графиней Карловой, которая дала мне прочитать несколько старых писем, дабы я ей объяснила, от кого они. Комитет Ольги Николаевны[1257] идет довольно плохо.

5/18 февраля. Обедня, Евангелие о Страшном суде. Не выезжала. Посетители, просители; новый министр народного просвещения[1258] отдает себя в мое распоряжение. Я незнакома еще с министром путей сообщения Крюгером[1259]. Он мне, кстати, нужен, — жду результата просьбы Цехановецкого. Манасеин приходил просить, чтобы я помогла спасти его имение, которым завладели солдаты; они там расположились на постой и портят его, не имея на это никакого права. Пришлось писать Барку для Михайлова, что мне было очень неприятно. Вечером читала прелестную брошюру, которую мне дала граф. Карлова — о внутренней молитве.

6/19 февраля. Утром была Надежда Ивановна [Ковалева. Она долгое время заведовала убежищем для женщин, выходящих из тюрем],