Лишь позже видящую осенило: она ведь может попробовать найти колдуна через его знакомцев, с которыми он, возможно, встречается в течение дня! И оказалась права. Не с первой попытки, а перепробовав прежде несколько лиц, она все же поймала его. В компании Игната Горохова. Чернобородый здоровяк как раз вошел в деревенскую избу, ту самую, что оперстражи занимали в деревеньке близ Студень-реки.

Демьян сидел на лавке и черкал печным угольком на листе бумаги. Он посмотрел на Игната и что-то сказал. Что именно, Тиса не слышала. Радость снова видеть вэйна живым и невредимым оглушила ее. Она рванулась вперед, отстранилась от Игната и зависла сознанием перед Демьяном. Как страдающая неутолимой жаждой путница, она тянулась к нему всем своим существом, впитывая в себя родные черты, по которым уже успела истосковаться за какие-то два дня. Единый! Вновь и вновь она окидывала взором вэйна с головы до ног, пока взгляд не зацепился за нарукавник из незнакомого синего ячеистого металла. Ранее она на нем этой вещи не замечала. «Мыло»?

– В Куркове оставил наших, путь опросят ближние ямы. А у тебя как с вехой продвигается дело? Опять ничего? – Расстроенный бас Игната вернул ее в реальность. – Ты уверен, что все перепробовал?

– Еще одно осталось, – задумчиво произнес Демьян. Он обвел на листе какую-то запись, жаль, видящая не успела прочесть, потому как вэйн сложил листок вдвое. Затем поднялся. Не спеша снял сюртук и повесил его на спинку стула, так же спокойно отстегнул поясной ремень, отложил скип на сиденье. Слаженное резкое движение – и Демьян ловко встал на руки, поймал баланс и без труда опустился на голову. А затем, к удивлению Тисы, отрывисто, с выражением, громко запел, продолжая стоять вверх тормашками:

– На смертный бой идут имперские войска!

Во имя Бога опрокинем стан врага!

И пусть трепещет подлый супостат!

Беги с позором, панокийский гад!..

Куплет за куплетом.

Войнова не заметила, как открылась дверь и в избу вошел чтец, а из горницы справа показалась бабуля с крынкой в руках. Эти двое замерли, наблюдая любопытное зрелище.

– А ты точно не сбрендил, Невзоров? – По окончании выступления Юлий захлопал в ладоши. – Говорил я тебе, не ешь местные соленые грибочки. Студень-река рядом. Жаль, Скакун тебя такого не видит. Поржал бы конем.

– Кто тебе посоветовал этот бред? – усмехнулся Горохов, сплетая руки на груди.

Демьян поднялся на ноги, отряхнулся.

– Именно что бред, – невозмутимо согласился он. Тонкие губы главвэя вопреки ожиданиям так и не сложились в улыбку. Вэйн жестко потер шею, взгляд его сделался еще более отстраненным. – Пожалуй, тут становится душно.

Подхватив сюртук и скип, Демьян в несколько шагов покинул избу.

Тиса рванулась следом, но отстранения хватило лишь на то, чтобы проследить, как мужчина исчезает за плетнем, огораживающим подворье. Так и не надел сюртук, отправился в сорочке по такому холоду. В бессилии видящая какое-то время наблюдала хмурое небо, где ветер ворочал неповоротливыми низкими облаками. В отличие от Оранска здесь зима еще не сдала позиции. Затем вернулась в избу.

– Снова ушел в себя, – фыркнул чтец, усаживаясь за стол и благосклонно принимая хлопоты старушки, разливающей молоко по кружкам.

– Веха не дается, вот и злится, – предположил Горохов, присаживаясь рядом на стул и положив дубовый скип на стол перед собой. Провел широченной пятерней по мощному древку.

Юлий приложился к кружке молока, закусывая куском пирога, который бабуля подала на блюде постояльцам.

– А откуда у него этот браслет? Это же драконий, верно? – поинтересовался Игнат.

– М-м-м, – жуя, прошамкал чтец, – у него и шпроши.

– Так он мне и сказал, – буркнул чернобородый богатырь.

Держа руки на скипе, колдун принялся ворожить, пополняя наклады оружия.

* * *

Снег в старом парке весь истаял, открыв сырую черную землю солнечным лучам. Тиса стояла у старой вишни и наблюдала, как Поня мутит прутиком лужу посреди аллеи. Льняными кудряшками девочки, выбившимися из-под шапочки, играл легкий ветер.

– Мам, а Рич умеет ловить рыбу?

– Чего не знаю, того не знаю.

– А я думаю, что умеет!

После того как Тиса рассказала о юном оборотне, Поня теперь заваливала ее вопросами о нем. Какого он роста, какие у него клыки, как он обращается в медведя и так далее. Отвечала, как могла, радуясь, что у нее есть дочь. Войнова уже заметила, что рядом с девочкой ее сомнения и тревоги словно засыпали. И сейчас, находясь с ребенком в парке, наслаждалась солнечным теплом и корявостью вишневой коры под своей ладонью. И не только. Блики в лужах, россыпи подснежников на лужайках, глубокая синь над головой и звонкая перебранка снующих в ветвях птиц – все отзывалось в душе теплом, звучало тихой мелодией весны и обещало перемены. Только вот никто не знает какие. Демьян оставался для ее дара закрытым. Пара дней показала, что разыскивать его «по знакомым» не так и просто. Главвэй не имел привычки сидеть на месте. Скорее Тиса узнает подробности из жизни всех его знакомцев, если так будет и дальше продолжаться. Вопрос, который она задавала сама себе, не находил ответа. Почему он закрылся? Работа ли послужила тому причиной? Или ее письмо, где она писала, что видит его? Если письмо, почему он так странно воспользовался знаниями из него? Но ведь песня та же самая, что позволяет обнаружить башню! Тогда почему он поет ее вверх тормашками и в избе? Головоломка знатная, и сколько бы девушка не вертела ее в голове, к разгадке так и не приблизилась. О том, что Демьян захотел закрыться от нее по причине скорой свадьбы с Разумовской, она старалась не думать.

Как назло, свидетельство Пони затерялось в управе, и пришлось снова подавать бумаги. Складывалось впечатление, что Оранск не желал ее отпускать. Радовало хоть то, что с перчаткой стало что-то получаться, она уже довольно далеко заходила по щупу и начала чувствовать защиту оборотня. На ее вопрос об ипостаси Клим сказал, что это должен быть некрупный зверь. Не медведь и не волк точно. Хорь, енот или куница. Точнее говорить не стал. Ну хоть что-то.

Нагулявшись в парке, Тиса с Поней направились обратно домой. На Коромысловой заметили стайку мальчишек, пускающих в ручьях корабли-щепки, среди которых был и Устин. Мальчишка исподлобья проводил постоялицу взглядом. Вот упрямец, все дуется на нее. Лишь бы Поньку не обижал. Открывая ключом флигель, Тиса запустила вперед себя названую дочь. Хотела уже зайти следом, как услышала тонкий писк, раздающийся за поленницей, со стороны бани Кадушкиных. Прислушавшись, поняла, что это не писк, а плач. Тонкий, еле слышный. Велев Поне зайти в комнату и подождать ее, сошла с крыльца. Натку она обнаружила в предбаннике. Устроившись с ногами на лавке и обняв колени, девчонка хлюпала красным носом. Заметив свидетельницу ее плача, быстро вытерла лицо рукавом и спрятала лицо под челкой.