В одном из откровенных разговоров в курилке Шафер назвал Райдер «наивной маленькой девочкой». По его мнению, она привыкла работать так: отправится в какой-нибудь санаторий или дом престарелых, найдет того, кто крал деньги, и арестует его. В деле Мемориала нельзя было ограничиться расследованием, арестом подозреваемых и предъявлением обвинения. Шафер объяснял Райдер, что на него нужно смотреть шире: город, затопленный наводнением, скрытые политические интересы участников событий, поставленные на карту многомиллионные корпоративные интересы, обвинения, выдвинутые против профессиональных медиков. Райдер была уверена, что дважды два – всегда четыре. Она не думала, что иногда дважды два может равняться пяти. Но такой уж у нее был характер. Она не могла смириться с этим и продолжала копать, пока не выясняла, откуда взялась лишняя единица. Шафер пытался предупредить Райдер, чтобы, работая по делу Мемориала, она старалась не поддаваться эмоциям – иначе ее ждет глубокое потрясение. И вот это случилось.

Правда заключалась в том, что Шафер глубоко уважал Райдер. Он смотрел, как она плачет – женщина, окончившая полицейскую академию, вооруженная двумя пистолетами, следователь с многолетним опытом, чья работа по делу Мемориала была безукоризненной с самого первого дня.

Райдер собрала более чем достаточно доказательств того, что пациенты Мемориала были убиты. И потому теперь у нее были все основания ощущать разочарование и моральное опустошение.

Вирджиния начала искать новую работу, каждую неделю рассылая по дюжине резюме. В День святого Валентина у нее состоялось успешное собеседование, которое вылилось в конкретное предложение. Шафер понимал, что ее желание уйти вызвано всплеском эмоций, но не мог не отметить и того факта, что новое место должно было принести ей больше денег и дать возможность стать дипломированным бухгалтером-ревизором. В конце концов, у Райдер тоже были амбиции. Шафер подумал, что переход в другую организацию пойдет на пользу ее карьере. В конце концов, не вечно же ей работать в местных органах. В конце концов, он, Шафер, не был героем Кэри Гранта, пытающимся возродить интерес своей подружки Пятницы к работе, которую та, очевидно, продолжала любить. И он решил отпустить ее.

Райдер приняла сделанное ей предложение и ушла со своей должности.

* * *

После появления статьи в «Таймс-Пикаюн» коронеру Миньярду позвонили несколько коллег. Все они были расстроены. Когда через некоторое время репортер «Нью-Йорк таймс» во время интервью спросил, что заставило его прийти к выводу, о котором он сообщил прессе, Миньярд ответил уклончиво. Он сказал, что пока еще не нашел доказательств, подтверждающих, что пациенты Мемориала были убиты. Он также дал понять, что все еще ждет некой дополнительной информации и отчетов экспертов, которые намеревается тщательно изучить, прежде чем прийти к окончательному решению. На самом деле у него еще была возможность, выступая перед жюри присяжных, заявить, что в больнице произошло убийство. Слова Миньярда не вызвали бы бурной реакции в обществе, поскольку заседание большого жюри должно было пройти в закрытом режиме, а значит, все сказанное там не подлежало разглашению.

В это время в местном сообществе продолжалось обсуждение статьи в «Таймс-Пикаюн». Адвокат Поу Симмонс и ее многочисленные сторонники радостно повторяли, что коронер не нашел свидетельств убийства пациентов.

Между тем Миньярд действительно все еще мучительно раздумывал о том, что сказать на заседании большого жюри. Он решил проконсультироваться еще с одним экспертом, доктором Стивеном Б. Карчем.

Карч на протяжении всей своей карьеры считал, что высокое содержание тех или иных препаратов в тканях трупа не обязательно означает, что оно было таким и непосредственно перед смертью. Миньярд решил посоветоваться с Карчем как с автором известной монографии о смертях от передозировки лекарств или наркотиков. Обратиться к нему Миньярду также порекомендовал один из наиболее горячих сторонников Поу, доктор Джон Кокемор, когда-то бывший помощником Миньярда, – тот самый врач, который курил сигары с доктором Джоном Тилем на пандусе приемного отделения Мемориала. Кокемор, кстати, незадолго до этого принимал участие в церемонии открытия больницы после урагана.

Карч прилетел в Новый Орлеан, где в свое время изучал медицину и однажды, будучи еще студентом, побывал на вечеринке в доме Миньярда. Он просмотрел имевшиеся материалы и пришел к выводу, что пытаться определить причину смерти людей, тела которых в течение десяти дней разлагались при температуре 100 градусов по Фаренгейту[7], – это просто абсурд. Его совет Миньярду состоял в том, что, говоря о причине смерти пациентов, следовало сказать: она «не определена».

Карчу показалось, что он убедил Миньярда своими доводами, которые подрывали аргументацию других экспертов. В самом деле, все говорило о том, что коронер согласен с Карчем, – за исключением разве что одного.

Миньярд действительно очень серьезно отнесся к мнению Карча, которое разделял видный местный токсиколог, привлеченный адвокатом Анны Поу. Однако доктор Майкл Бейден считал их главный довод весьма сомнительным. Можно было спорить, следует ли на основании содержания препаратов в тканях тел судить о введенных им дозах. Но одно было очевидно, а именно то, что эти препараты в тканях умерших пациентов присутствовали. «Этим людям ввели версед и морфий непосредственно перед тем, как они умерли, – сказал Бейден Миньярду, – и других явных причин, которые могли вызвать смерть, нет».

Сирил Вехт в споре с Карчем пошел еще дальше. Содержание препаратов в тканях умерших пациентов, заявил он Миньярду, было не просто высоким – оно было чудовищным. Вехт подверг сомнению теорию Карча, согласно которой эти показатели при разложении тел могут существенно меняться. Для этого он взял несколько образцов тканей наркоманов, умерших от передозировки, и в течение нескольких дней подвергал их воздействию высокой температуры и влажности. После этого он сравнил уровни содержания наркотических веществ в этих образцах и в образцах тканей тел, которые, как положено, хранились в холодильном шкафу. Разница оказалась незначительной. Разумеется, это было локальное исследование, проведенное в течение короткого периода времени, и его результаты нигде не публиковались и не обсуждались другими экспертами. Но все же это был еще один аргумент, который следовало принять во внимание.

Миньярд понимал, что, когда дело дойдет до суда, эксперты наверняка сцепятся друг с другом и устроят настоящую бойню. А это могло привести к тому, что из-за возникших сомнений будет принято решение забрать дело Мемориала у окружного прокурора. По мнению коронера, такое развитие событий не пошло бы на пользу городу, его восстановлению после стихийного бедствия. В этом и состояло более широкое видение проблемы Миньярдом. И эти соображения, считал коронер, были важнее, чем установление истины в ученом споре о причинах смерти пациентов больницы.

И все же Миньярд не