закону могла применяться только по отношению к тем людям, которые неоднократно просили о ней врачей, а также, согласно свидетельству двух медиков, испытывали невыносимые страдания и не могли рассчитывать на улучшение своего состояния. Однако исследование показало, что эти правила не всегда соблюдались, а потому каждый год медики убивали некоторое количество людей, не получив от них четко сформулированной просьбы это сделать. Правда, подобные случаи редко доходили до суда. Можно ли сказать, что голландцы просто были более откровенны, открыты в этих вопросах? Или же легализация одной формы эвтаназии неизбежно привела к возникновению другой, имеющей более зловещий характер?

Существовала еще одна проблема: некоторые больные или раненые не могли участвовать в программе добровольной эвтаназии, поскольку по тем или иным причинам не имели возможности высказать свое мнение и сообщить окружающим о своем отношении к идее избавления их от страданий. Однако в любом случае в то время, когда Каплан готовил свое заключение о смерти пациентов «Лайфкэр» на территории Мемориала, принудительная эвтаназия везде была вне закона. Лишение жизни человека, который не высказал желания умереть, грубо противоречило важнейшему принципу, согласно которому люди имеют право решать, что врачи могут делать с их телами. Кроме того, подобная процедура неизбежно поставила бы медика или кого-то еще, принимающего решение в том или ином конкретном случае, перед крайне сложным вопросом – а именно: какое качество жизни считать приемлемым для другого человека. Возможность злоупотреблений в такой ситуации (например, если речь шла о страховых выплатах родственникам пациента) была слишком велика.

Однако, хотя принудительная эвтаназия и была вне закона, в тех же Нидерландах она подчас все же применялась. В 2002 году, в частности, появился Гронингенский протокол об эвтаназии новорожденных, разработанный медицинскими властями страны. В нем были изложены условия, при которых допускалось умерщвление детей, появившихся на свет с тяжелыми заболеваниями или нарушениями мозговой деятельности. При этом согласие на такую эвтаназию должны были дать родители ребенка. Хотя подобная практика, строго говоря, была не вполне законной, врачей, которые ее применяли, не подвергали судебному преследованию. Таким образом, в Европе открыто существовала эвтаназия детей – больных, инвалидов, но все-таки детей.

Нидерландская ассоциация добровольного ухода из жизни продвигала идеи эвтаназии, когда она еще была незаконной, в надежде на получение ею легального статуса в будущем. По мнению активистов ассоциации, люди, особенно пожилые, которые еще были относительно здоровы, но постепенно все больше становились обузой для своих родных, у которых явно снижалось «качество жизни», те, кто чувствовал, что «после многих прожитых лет их земное существование близится к завершению», имели право получить помощь, чтобы уйти из жизни. То же самое относилось к людям, страдающим деменцией, а также трудноизлечимыми хроническими психическими заболеваниями. И надо сказать, что эти воззрения оказывали влияние на общественное мнение. Голландский суд, например, поддержал эвтаназию, которой была подвергнута страдавшая деменцией женщина, много раз дававшая понять, что хочет умереть.

В отличие от европейских стран, где эвтаназия была узаконена в первом десятилетии XXI века, в Соединенных Штатах намеренное лишение человека жизни с целью избавить его от страданий по-прежнему считалось преступлением. Согласно «Кодексу медицинской этики», которому следовала Американская медицинская ассоциация, активная эвтаназия оставалась под запретом. При этом в США темой острой дискуссии было то, что некоторые называют «пассивной эвтаназией», – а именно отключение аппаратуры жизнеобеспечения и прекращение оказания медицинской помощи. В 1975 году родители молодой женщины по имени Карен Энн Куинлан, находящейся в коме пациентки одной из больниц Нью-Джерси, обратились к врачам с просьбой отключить ее дочь от аппарата ИВЛ. Это произошло вскоре после того, как в медицине стали широко применяться новые методики интенсивной терапии – и всего через полтора десятилетия после суда в Иерусалиме над одним из нацистских преступников, Адольфом Эйхманом (этот процесс напомнил всему миру об ужасах массовой принудительной эвтаназии). Карен Энн Куинлан перестала дышать и получила необратимое повреждение головного мозга после того как, находясь в компании друзей, сначала выпила несколько порций джина с тоником, а затем приняла седативный препарат валиум. Надежды на ее выздоровление не было, и ее друзья и родственники вспомнили, как она говорила, что не хотела бы, чтобы ей искусственно сохраняли жизнь. Врачи отказались отключить аппаратуру жизнеобеспечения, но Верховный суд штата Нью-Джерси принял решение, позволяющее это сделать. Суд при этом исходил из конституционных прав Карен Энн Куинлан на неприкосновенность ее частной жизни и свободу в принятии решений, выразителем которых в данном случае выступал отец девушки. Аппарат ИВЛ был отключен.

Карен Энн Куинлан прожила еще девять лет, продолжая дышать самостоятельно. Однако этот случай стал своеобразным поворотным пунктом. После него суды штатов начали один за другим выносить такие же решения по аналогичным делам, исходя из того, что право человека на отказ от лечения базируется на его праве на невмешательство в его частную жизнь и свободу в принятии решений, а также на его информированном согласии.

Взгляды, господствовавшие среди американских медиков, заметно изменились после дела Кларенса Герберта, которое доктор Бальц и его коллеги в Мемориале активно обсуждали в 80-е годы. Лечащих врачей находившегося в коме мистера Герберта обвинили в убийстве за отключение его от капельниц и аппаратуры жизнеобеспечения, несмотря на то что, по словам медиков, они выполнили его собственное желание, к тому же согласовав свои действия с членами семьи больного, которые не хотели, чтобы он жил, как «овощ». Апелляционный суд штата Калифорния снял с врачей эти обвинения, решив, что расходы, связанные с лечением мистера Герберта, пусть и минимальные, себя не оправдывали, – тем более что, согласно всем прогнозам, «шансы на улучшение состояния пациента практически отсутствовали». Прекращение лечения, постановил суд, опираясь на заключение комиссии по этике, по своим фактическим результатам было равносильно его отсутствию с самого начала, а потому в данном случае не могло быть приравнено к эвтаназии. В решении суда было указано, что в данном случае отключение пациенту капельницы было равносильно отключению аппарата ИВЛ, поскольку пациент отказался от лечения сам или через своих законных представителей, которыми являлись его родственники.

Дело Герберта стало прецедентом лишь на части территории штата Калифорния, тем не менее возобладавший после него подход стал доминируюищим как в судебной практике, так и в общественном мнении к моменту, когда на Новый Орлеан и прилегающие районы обрушился ураган «Катрина».

В 1990 году Верховный суд США рассматривал дело тридцатитрехлетней Нэнси Крузан. За несколько лет до этого она получила тяжелую черепно-мозговую травму в результате автомобильной катастрофы, которая произошла в штате Миссури. Родители женщины обратились к медикам с просьбой перестать