спросила у Генриха: — Герр Ройке, если я правильно поняла, квартиру будем регистрировать на вас?

— Да-да, я привезу паспорт завтра, — заверил её молодой человек.

— Тогда до свидания, — сказала фрау, улыбнулась и покинула эту очаровательную квартирку и молодых людей. А Генрих, оставшись в квартире с девушкой наедине, вдруг стал немного нервничать и даже покраснел самую малость.

— Мне нужно… отогнать экипаж в мастерскую…

— Ну так отгоняйте, — согласилась девушка. Она мысленно уже была в ванной.

— Но потом я бы хотел приехать… Обсудить дело, — молодой человек продолжал нервничать.

— Какое дело? — спросила Зоя абсолютно невинно.

— Ну, про рубин, — ответил ей Генрих.

— Ах, про рубин, — она улыбнулась. — Да, конечно, нам уже пора начинать готовиться.

— Я постучу каким-нибудь условным стуком, — предложил Ройке. — Чтобы вы знали, что это пришёл я.

Но вместо ответа Зоя протянула ему связку ключей: берите.

— Это мне?

— Вам, герр толстосум, кому же ещё, ведь это вы сняли мне квартиру, — отвечала девушка многозначительно.

— Спасибо, фройляйн Гертруда. — сказал Генрих, забирая у девушки ключи. Он, кажется, всё ещё волновался.

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

Длинный день самого начала лета уже клонился к вечеру, опускались сумерки, и это было им на руку. Тютин и Павлов делали вид, что они кого-то ждут на тихой улочке с забавным названием Курвенштрассе. Они сидели в точно таком же экипаже, в каких по всему городу разъезжают вездесущие извозчики, причём брат Емельян исполнял роль извозчика, а брат Валерий — клиента. Им приходилось менять местоположение, чтобы не примелькаться, так как на этой улице они торчали уже почти два часа.

Павлов как раз полез в карман, чтобы взглянуть на часы, когда казак сказал ему:

— Он, кажись!

Брат Валерий сразу встрепенулся и стал вглядываться в городские сумерки, ещё не разбавленные светом фонарей; и, рассмотрев у одного из подъездов крупного человека с большим животом, подтвердил:

— Он. Давай, как договорились.

И тут же выпрыгнул из экипажа и пошёл по улице в сторону толстяка. А Тютин тронул свою кобылку:

— Ну, пошла.

И та послушно потянула коляску по мостовой. Увидав приближающийся экипаж, крупный человек помахал Тютину: эй, свободен? И тогда казак поехал к клиенту, чуть ускоряясь: ага, свободен, господин. Толстяк дождался, пока экипаж остановится возле него, и пыхтя полез в коляску, плюхнулся грузно на диван для пассажиров и произнёс всего одно слово:

— Верфи.

— Угу, — понял приказ брат Емельян, изображавший возницу. Щёлкнул кнут, и коляска покатила по улице.

А брат Валерий тем временем заскочил в парадную, из которой только что вышел толстяк; он заранее выяснил, в какую квартиру приходил этот большой человек, и поэтому знал, куда идти. Уверенно поднявшись на второй этаж по стёртым ступеням лестницы, монах позвонил в звонок у видавшей виды двери. Он постоял прислушиваясь, почти касаясь ухом двери. И услышав за нею шаги, отпрянул, выпрямился, одёрнул сюртук. Дверь открылась, и брат Валерий разглядел в полумраке прихожей крупную даму.

Появление мужчины у её дверей её совсем не смутило, хотя из одежды на ней были только нижняя юбка, крепкий атласный корсет да чёрные нитяные чулки; голые плечи, руки и почти голую грудь она даже и не попыталась прикрыть. Брат Валерий улыбнулся ей и приподнял в приветствии шляпу:

— Мадам…

А женщина оглядела его с ног до головы и без всякого подобия улыбки и весьма по-деловому поинтересовалась:

— У меня бывали или по объявлению?

— Ни разу не был удостоен счастьем бывать у вас, — чуть высокопарно ответил брат Валерий.

— Значит, по объявлению? — резюмировала дама. И тут же продолжила: — Там же в объявлении дописано, что визит ко мне нужно согласовывать по времени телеграммой. Сейчас невозможно, комнаты и оборудование после посетителя не прибраны. В общем, пока я не принимаю.

— Простите, я хотел познакомиться лично — как говорится, запечатлеть воочию.

— Запечатлели? — всё так же недовольно поинтересовалась дама.

— Да, и впечатлён, — ласково, если не льстиво, продолжал Павлов. — И готов прийти в другой раз, вот только… Не могли бы вы обозначить расценочки на предоставляемые услуги, — заискивающе интересовался он.

— Расценки средние по городу: страпон четыре шиллинга, чмор и унижение ещё шиллинг, золотой дождь идёт как бонус, выдаю бесплатно, но о нём предупреждать заранее. Избиение, воск, плеть и всё такое по договорённости. И я только верхняя.

— Просто рай, — произнёс Валерий мечтательно, — да и цены приятные.

— Но сейчас принять не смогу, — отрезала дама. — Есть время только завтра после полудня. Записать вас?

— Ах как жаль, днём я работаю, — огорчался Павлов. — Но я обязательно выберу время, чтобы повидаться с вами, фрау…

— Всего хорошего, герр… Буду ждать, — не очень-то вежливо отвечала ему женщина.

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

Молодая женщина была обнажена и лежала на железном столе. Её кожа имела неестественный жёлтый цвет, а череп в районе левой стороны лба был деформирован. Левая ключица женщины была вмята, а левая рука вывернута.

Леди Кавендиш внимательно разглядывала это тело, ещё утром бывшее красивой женщиной. Герцогиня заметила тёмное, почти круглое пятно на левом бедре трупа. В центре пятна красовалось крестообразное чёрное отверстие. Герцогиня поднесла лорнет к глазам, чтобы разглядеть рану.

— Так она умерла от этого?

— Скорее всего, миледи, — отвечал ей доктор Мюррей, который стоял рядом, — её падение с крыши только завершило дело.

— Выясните, что за яд использовала русская.

— Уже выясняю, — отвечал ей Мюррей.

Леди Джорджиана дальше расспрашивать его ни о чём не стала, а повернулась, покинула вивисекторий и пошла к на свой этаж.

Дамы ждали её, сидя на диване, Дойл и Тейлор стояли у окна.

Когда леди Кавендиш появилась в кабинете, дамы встали и замерли, мужчины подтянулись. Хозяйка дома прошла к своему столу и молча уселась, приставив к креслу трость. Только после этого она сделала знак дамам: садитесь. Она внимательно оглядела всех присутствующих и спросила:

— И что, по-вашему, я должна написать в Лондон?

Никто ей не ответил; руководительница поглядела на леди Рэндольф и заметила, что настроение у той несколько странное для человека, который потерял соратника.

— Дорогая моя, кажется, вы не сильно огорчены нашей потерей?

— Я? — удивилась и растерялась американка. Она и вправду совсем немного, но утеряла контроль над собой, поэтому старухе и удалось разглядеть её настроение. — Я вовсе не это… я…, — она не нашлась, что сказать.

— Наверное, вы сейчас радуетесь, что я отстранила вас от руководства операцией и отправила на дело леди Фоули.

— Я не радуюсь, — возразила американка. — И вы, миледи, сами знаете, что я хотела руководить захватом русской.

Герцогиня же расстроенно махнула на неё рукой,