Карин впилась в Пипа долгим, испытующим взглядом живых темных глаз.

– И ты готов привезти меня к себе домой?

– Конечно! А что такого? Мои родители уже наслышаны о тебе. Они знают и о том, что мы с тобой собираемся пожениться.

– А то, что я еврейка, они знают?

– Нет. – Пип почувствовал, как краска ударила в лицо, и тут же разозлился на самого себя. – Но вовсе не потому, что я не хотел говорить с ними на эту тему. Просто вопросы веры для нас не столь уж существенны. Карин, мои родители – образованные люди, а не какие-то там темные крестьяне, вчера спустившиеся с гор. Вспомни, мой отец родился в Лейпциге. Учился музыке в Париже. Сколько он мне всего порассказал о богемной жизни на Монпарнасе во времена знаменитой «Прекрасной эпохи».

Сейчас просить прощения пришлось уже Карин.

– Ты прав. Что-то меня повело не в ту сторону. Возможно. – Она стала энергично растирать указательным пальцем точку на переносице. Она всегда так делала, когда обдумывала что-то серьезное. – Возможно, это и выход, если я не смогу уехать в Америку. Спасибо тебе, дорогой. Теперь я буду знать, что, в случае чего, у меня в будущем есть надежное убежище. – Карин перегнулась через стол и поцеловала Пипа.

Ложась вечером в постель, Пип мысленно вознес молитву, чтобы это «будущее» не сильно торопилось наступать и чтобы он смог исполнить свой опус на публике.

* * *

В газетах постоянно писали о том, что евреев побивают камнями, когда они выходят из синагоги. Сообщали и о других устрашающих инцидентах. Однако, несмотря на все эти тревожные сообщения, Карин заметно успокоилась. Возможно, потому, что сейчас она знала: в случае чего, у нее имеется альтернативный план действий. Следующие две недели Пип был всецело занят музыкой. Старался не думать о том, что будет, когда закончится семестр. А еще с душевным трепетом ожидал ответного письма родителей Карин. Вполне возможно, они скомандуют ей немедленно отправляться к ним в Америку. Мысль о разлуке была мучительна, ибо он знал: денег на то, чтобы следовать за своей возлюбленной, у него сейчас нет. Их он сможет заработать только тогда, когда станет дипломированным музыкантом и начнет выступать самостоятельно.

В день выпускного концерта, на котором должны были прозвучать шесть небольших произведений, написанных студентами-выпускниками, Пипа разыскала за обедом Карин.

– Успехов тебе, дорогой, – напутствовала она его по-французски. – Мы с Элле обязательно будем присутствовать на концерте. Устроим тебе овацию. Бо считает, что твоя композиция – самая лучшая.

– Очень мило с его стороны. Тем более что он тоже внесет свой посильный вклад в мое сочинение. Ведь он будет играть в оркестре партию виолончели. А сейчас мне пора на последнюю репетицию.

Пип легонько поцеловал Карин в нос и направился длинным, продуваемым сквозняками коридором в репетиционный класс.

Ровно в семь тридцать, минута в минуту, Пип, облаченный во фрак, восседал в первом ряду Большого зала вместе с остальными пятью молодыми композиторами, участниками концерта. Вальтер Дэвисон, ректор консерватории, коротко представил каждого из них публике, и первый участник поднялся на сцену. Пип в списке выступающих значился последним. Какая же это мука – ждать! Полтора часа ожидания показались Пипу вечностью. Но вот наконец наступил и его черед. Он мысленно прочитал короткую молитву и стал подниматься по ступенькам на сцену, боясь только одного: вот сейчас он оступится и упадет, потому что ноги дрожали и не держали его. Он слегка поклонился публике и занял свое место у рояля.

Пип смутно помнил, что было потом, после того, как он уже закончил играть. Бурные аплодисменты, крики «браво» и радостный гул, когда на сцену поднялись и остальные пятеро композиторов. Но одно он знал точно: в этот вечер он выложился по полной. Сыграть лучше было бы уже просто невозможно. И это было для него самым главным.

В фойе его окружили студенты и преподаватели. Все поздравляли, дружески хлопали по плечу. И все в один голос предрекали ему великое будущее. Какой-то газетный репортер даже попросил у Пипа интервью.

– Вот теперь у меня есть собственный Григ, – весело хихикнула Карин, когда ей наконец удалось протиснуться сквозь толпу и обнять его. – Дорогой, впереди у тебя блестящая карьера, а сегодняшний успех – это всего лишь начало твоего творческого пути.

* * *

На следующее утро кто-то разбудил Пипа громким стуком в дверь. Накануне, празднуя свой первый успех, он выпил слишком много шампанского, а потому не пришел в особый восторг от того, что кто-то ломится к нему в такую несусветную рань. Кое-как он сполз с кровати, шаткой походкой подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла квартирная хозяйка. Она была еще в ночной сорочке, и вид у нее был крайне недовольный.

– Герр Халворсен, какая-то молодая дама ждет вас внизу, – раздраженно бросила она. – Говорит, ей нужно срочно повидаться с вами.

– Благодарю вас, фрау Приве.

Пип торопливо натянул на себя первую же попавшую под руку рубашку и побежал вниз.

На ступеньках крыльца его поджидала белая как мел Карин. Даже в такой экстраординарной ситуации фрау Приве не поступилась своим принципом «Никаких девушек в доме» и не пустила Карин на порог.

– Что стряслось?

– Минувшей ночью в Лейпциге подожгли три дома. В них во всех жили евреи. Сгорел и дом, в котором квартировал Бо.

– О господи! А он сам…

– Он жив. Ему удалось спастись. Выпрыгнул из своей комнаты, расположенной на первом этаже, и убежал. Вместе со своей ненаглядной виолончелью, разумеется. – Карин грустно усмехнулась. – Бо и Элле покидают Лейпциг немедленно. Думаю, и мне пора сделать то же самое. Пошли, выпьем где-нибудь кофе. Ужасно хочу кофе. Да и тебе он не помешает.

Маленькая кофейня, расположенная рядом с консерваторией, еще только-только распахнула свои двери для посетителей. В зале было пусто. Они уселись за столик возле окна и сделали заказ. Пип стал энергично растирать лицо руками, стараясь окончательно проснуться и начать осмысливать все произошедшее. Его мутило и подташнивало. Словом, типичное состояние похмелья.

– От родителей пока еще нет ответа?

– Если бы был, то ты бы знал об этом еще вчера. Нет, пока письма от них нет. А сегодня еще слишком рано для почтальона, – немного раздраженно бросила в ответ Карин. – Ведь с того момента, как я отправила им письмо, не прошло еще и двух недель.

– Что собираются предпринять Элле и Бо?

– Как можно скорее покинуть Германию. Однако денег у них, чтобы уехать далеко, нет. Да и потом, кто знает, где сегодня можно надежно спрятаться. Что касается меня… Наша парижская квартира сейчас сдана внаем, пока родители в Штатах. Так что и мне фактически некуда ехать, – сказала Карин, обреченно пожимая плечами.

– Тогда… – начал Пип, сразу же догадавшись о том, что осталось недоговоренным.