Как ни странно, злость куда-то подевалась, не оставив даже пыльного облачка. Просто растворилась, стоило ему заглянуть в Лизины заплаканные глаза.

- Что случилось сейчас?

- Я не знаю… Правда не знаю. Я испугалась.

- Чего, Лиз? - изучая ее профиль, спросил Макс.

- Не знаю… - Горло сдавило спазмом, и она надрывно выдохнула. Глаза заслезились, подбородок задрожал. – Всего. Людей… себя, того, что я не смогу. И что ты прав окажешься… что я для парницы тяжелая.

- Дура ты…

Макс вдруг почувствовал дикую усталость. Спрятал в одной своей ладони обе Лизкиных. Руки у нее совсем заледенели, и он понял, что вдобавок ко всему она еще и замерзла. Вечер был прохладным, ощутимо дул ветер, небо хмурилось серыми тучами. Лиза шмыгнула носом и свесила голову так низко, что прядки, выпавшие из налаченной прически, скользнули вперед.

- Прости, Макс. Я растерялась. Мы сюда прилетели, и все как-то пошло наперекосяк. Я сама не понимаю…

- Хватит тут сидеть. - Он встал и выдвинул ручку чемодана. Потом взял Лизу за локоть и сдернул со скамейки. – Не хватало только, чтобы ты отморозила себе что-нибудь.

В ее глазах стояли слезы. Она моргнула, и две капельки потекли вниз по щекам. Самойлов быстро стер их пальцами и покрепче сжал ее руку.

В молчании они прошли по скверу до гостиницы, но вместо того, чтобы проводить Меркулову до номера, Макс затащил ее в ресторан. Заказал чай с медом, имбирем и лимоном, две порции овощей на гриле с баварскими сосисками, и, пока Лиза прихлебывала горячий чай из аккуратной керамической чашки, думал, что Миронов был прав.

Москва, сентябрь 2016 года

Первые тренировки после турнира были как никогда тяжелыми. Тяжелыми эмоционально. Присутствующие на турнире судьи и специалисты указали на недочеты программ, моменты, требующие корректировки и особого внимания, поэтому работы было много, а Лиза совсем раскисла, ходила подавленная и требовала от самой себя невыполнимого. А когда это самое невыполнимое по понятным причинам не получалось, она переживала еще сильнее.

- Помоги ей справиться, - попросил Женя Макса перед первым после возвращения выходным. – Помоги ей понять, что это просто нужно пережить и двигаться дальше. Такое бывает. Но нужно собраться. Нужно переступить через то, что случилось, и идти вперед.

Макс и сам знал, что бывает. Бывает, когда программа рассыпается на глазах, и сделать с этим ничего не получается. И за Лизу он переживал. Не открыто, но переживал и в самом деле хотел ей помочь. Именно поэтому на следующий день потащил ее гулять. Весь сентябрь был дождливым и пасмурным, но в последние два дня светило солнце. Синоптики обещали, что это ненадолго, и Макс не хотел упускать возможность уцепить пусть и крохотный, но все же кусочек лета.

Медленно идя рядом с Максом по аллее, Лиза пинала мыском туфли уже начавшую осыпаться листву. Солнечный лучик касался ее щеки и путался в волосах. Они так редко выбирались куда-то вместе, что она испытывала иррациональное желание вернуться домой. Тренировки, нечастые ужины в кафе или ресторанах, секс… Все это укладывалось в определенную картину и было привычным. А прогулка по парку… На душе стало еще тяжелее. Вопреки ожиданиям Макса, Лиза молчала больше обычного и на все его попытки ее растормошить почти не реагировала. А когда они вернулись домой, ушла в свою комнату и долго просидела за закрытой дверью.

- Можно с тобой поговорить?

Она появилась на пороге его спальни почти бесшумно и, не дожидаясь приглашения, прошла внутрь, ступая по ворсистому ковру босыми ногами. И Макс невольно обратил внимание на ее лодыжки и напедикюренные пальчики.

- Если скажу, что нет, это поможет? – осмотрев Меркулову снизу вверх, с привычной усмешкой осведомился он. Но поймав ее тяжелый взгляд, стал серьезным. – Ты хочешь поговорить о том, что было в Германии?

Лиза отрицательно покачала головой.

- Нет. Я хочу поговорить о нас… о наших отношениях.

- Лиз… - Голос мгновенно сделался холодным, а выражение лица непроницаемым. – Ты опять? По-моему, мы уже все выяснили.

- Мне тяжело.

Она присела на уголок кровати и посмотрела на Макса. Он мог беспрепятственно видеть ее взгляд. Болезненный и грустный. Но его это не тронуло – он злился. И с каждым мигом, что она находилась рядом, он злился все больше. Она бесила его. Ее ресницы, губы, глаза, руки, лодыжки и напедикюренные ноготки на пальцах ног. Она бесила его, потому что когда она так смотрела, ему хотелось обнять ее и коснуться губами ее волос. Потому что вместе с ней в его спальню ворвался ее запах. Она бесила Макса, потому что он все давно решил, и места в его сердце и его жизни для нее не было.

- Я не могу так, Макс. Мне трудно. И с каждым днем становится все труднее. Я не понимаю, что у нас за отношения, не понимаю, кто я для тебя. Мы ведь можем попробовать…

- Нет, - отрезал он.

И это короткое «нет» впилось в сердце Лизы очередным ядовитым шипом. Она вздрогнула, еще раз посмотрела на него и отвернулась. В тишине ее голос прозвучал, словно шорох листьев или дуновение ветра:

- Но почему?

- Мне не нужны отношения, и я тебе об этом уже говорил. Смысла повторяться не вижу.

- А обо мне ты когда-нибудь думал? – вскинув голову, спросила Лиза. – Почему ты думаешь только о том, что нужно тебе?!

- Слушай… - Самойлов говорил так, словно по десятому разу терпеливо объяснял одно и то же. Что-то такое элементарное, чего она не могла понять. А он объяснял и объяснял… терпеливо так, нудно. А она все не понимала и не понимала… - Я тебе сказал все сразу. Мы вместе катаемся, иногда трахаемся к обоюдному удовольствию, но на этом все. И давай закончим.

- А мне-то как быть, Макс?

- Да перестань, - небрежно бросил он. – Ты же со своим этим… - едва заметно поморщился, пренебрежение стало более ощутимо, - швейцарцем трахалась и ничего. И отношения тебе были не нужны. А сейчас что?!

- С ним я не жила в одном доме! – Она отдавала себе отчет, что Макс, скорее всего, все прекрасно понимает. И от этого было еще больнее, от этого в голосе зазвучало отчаянье, которое она не хотела показывать. – Его вещи я не стирала вместе со своими, ему я не готовила ужины! Какая вообще разница, что у меня было со Стефаном?! Какое это имеет значение сейчас?!

- Никакого! – рявкнул Самойлов, ощущая, что внутри все клокочет яростью лишь при одном упоминании имени этого придурка. А стоило представить, что он трогал Лизу…

- Со Стефаном все было не так, - запал кончился, и голос ее стал совсем тихим. Слова давались с трудом. Потому что говорила она о том, что Максу было не нужно. Не нужно, в отличие от нее самой. Она понимала, что бьется бабочкой в толстое оконное стекло и что все ее слова ничего не значат. И все равно билась. – Он оказался рядом, когда… когда мне нужен был кто-то, с кем бы я могла хотя бы просто поговорить. Я была одна. Совсем одна, Макс. Все ломалось, рассыпалось… - Она потерла лицо ладошкой, чувствуя, как воспоминания отдаются болью. Боль была такой сильной, что Лиза ощущала ее физически. – Я не могла кататься. У меня не получалось, а по ночам… - Она запнулась и, умолчав про сны, в которых слышала плач своего нерожденного ребенка, стала говорить дальше: - Ты никогда не сможешь меня понять. Стефан был мне и другом, и братом…