Это вскоре и подтвердилось: на черном рынке в Кимерсвиле появилась и была быстро распродана крупная партия кассет именно с такими наборами «девичьих сутей». Здешние мамаши, устрашенные случаем со студентками, хватали, платили любые деньги – для своих еще не сбившихся с пути дочерей.

Все это прошло в памяти Семена Семеновича, пока гражданка Клюкина огибала стол и садилась, подобрав юбку, на краешек КПС. У нее было овальное, в резких морщинах лицо, выцветшие голубые глаза, руки, сложенные на коленях, в темных венах. «Старушка божья, лакомый кусочек», – подумал Звездарик.

– Эротида Власьевна, – сказал он, – случай ваш ясный, много рассусоливать не о чем. Вы мне скажите одно: вам-то в вашем почтенном возрасте зачем понадобились эти черты – целомудрие, стыдливость, верность возлюбленному… какому возлюбленному?! Помолодеть рассчитывали, что ли? От этого не молодеют.

– Где уж мне молодеть… – вздохнула старушка божья. – Зашла это я на рынок, гляжу – выбросили, дают. Бабы давятся. И я встала, взяла. А потом ввела себе, не пропадать же им. Тонька и завелась. Она дочке своей хотела ввести, Нюрке. А я не дала…

– Спекулянта, который продавал кассеты, вы запомнили? Опишите его, пожалуйста.

– Да где там… давка, говорю, была. Я больше всего боялась, что не хватит. Вроде мужчина.

Семен Семенович покосился на Витольда: тот смотрел на бабусю с любованием.

– Ну ясно, – сказал начальник отдела. – Именем закона изымаю у вас чужие сути, гражданка Клюкина. Больше так не делайте!

Он нажал кнопку на пульте. Из боковой двери выглянула женщина-оператор в сером костюме. Звездарик протянул ей бумаги и Ψ-карту, кивнул на старушку:

– Займитесь!

– А деньги-то мне вернут? – спросила Клюкина, тяжело поднимаясь с кресла. – Деньги я потратила немалые.

– Кто же вам их вернет, Эродита Власьевна? Вы ведь краденое покупали. Вот если попадется нам тот «вроде мужчина», взыщете с него. А пока – не обессудьте.

Недовольная бабуся побрела за оператором, бормоча под нос: «Ну Тонька, ну змея!..»

А Семен Семенович, провожая ее глазами, озабоченно думал, что и с возвращением изъятых «девичьих сутей» их законной владелице, уже установленной гражданке Изабелле Нетель, тоже будут хлопоты. Недавно вернули одной такой, замызганной привокзальной лахудре, от «свободной жизни» выглядевшей значительно старше своих двадцати. И были слезы, истерика с выдиранием пегих от перекрасок волос: «Как я могла?!» Вот и Изабеллу придется на первых порах опекать, чтобы, боже упаси, не сделала чего над собой. А людей в отделе мало.

А дел много.

Он вздохнул, неприязненно взглянул в окно. В том, что в руководимом им отделе так много дел о махинациях с Ψ-сутями и о хищении их (как раз наиболее ценных, какие не у каждого бывают – дефицитных), Семен Семенович в большой мере винил сам город Кимерсвиль. Точнее, неудачный выбор его именно в качестве земного Ψ-порта Вселенной.

Собственно, всем взял Кимерсвиль, лучше других мест подходил он для сооружения Ψ-вокзала: близость к столице планеты – и в то же время удаленность от крупной, создающей помехи и загрязнения промышленности, красивое расположение на берегах широкой реки, среди холмистых полей, рощ и лесов; и даже достаточное количество малозанятого населения, которому теперь нашлось дело. Одно упустили из виду: историю города. То именно обстоятельство, что он находился на сто первом километре от столицы: здесь прежде проходила черта, ближе которой не пускали «лишенцев» – людей, пораженных в правах после отбытия наказания за различные преступления. Сюда же, на сто первый километр, выселяли из столицы подозрительных, но недостаточно уличенных для взятия под стражу граждан.

Если быть точным, то не только сюда, черта образовала вокруг столицы окружность. Но самый ближний город за ней был именно Кимерсвиль – здесь большей частью и скоплялись «лишенцы». И «лишенки» тоже. Одни трудились честно, другие ездили промышлять в столицу или «гастролировали». Нравы были своеобразные, преступный оттенок их не мог, естественно, не передаться в следующие поколения. Однако пришло время товарного изобилия, отчуждать собственность посредством краж, мошенничества, грабежа и т. п. стало занятием бессмысленным. Утратились приемы и навыки, только в музеях криминалистики хранились технические устройства типа отмычек и фомок. Но информация, записанная в генах кимерсвильцев, осталась. Она ждала своего часа и дождалась, когда благодаря развитию техники стало возможным отчуждать (вместо вещей и денег) ценные черты интеллекта и целиком интеллекты, характеры, весь психический склад личности.

Но, пожалуй, все-таки преувеличивал Семен Семенович, приезжий человек, вклад именно коренных кимерсвильцев в эти дела. Ведь ГУБХС, Галактическое управление, которому подчинялся его отдел, существовало и до присоединения землян к системе Ψ-транспорта; стало быть, явление это не местное и даже не только земное. «Кстати, – ассоциативно вспомнил Звездарик, – ведь сегодня оттуда, из пятого ГУ, должен прибыть агент 7012. Я вместе с ним и представителем Суперграндии образую розыскную тройку с широкими полномочиями для отыскания и возвращения пропавшего (или тоже похищенного?!) характера МПШ – XXIII, Могучего Пожизненного Шефа той планеты-державы. Ох!.. Как к этому-то подступиться? Полномочия полномочиями, но ведь никаких следов. И представитель-то суперграндский где, прибыл ли?.. Охо-хо!» Он снова вздохнул.

– Что там дальше? – повернулся начотдела к Витольду.

Помощник протянул две бумаги:

– Выбирай себе.

Звездарик взял, пробежал глазами: да, случаи посерьезней, чем с бабусей.

Первая бумага была анонимным заявлением возмущенного зрителя генеральной репетиции оперы «Кармен», которая днями должна пойти в местном музыкальном театре. Партию Хозе исполнял молодой тенор Контрастюк. «И вот в финале оперы, где, как известно, Хозе, зарезав возлюбленную, поет: „Теперь ты навек моя, Кармен!“ – причем последняя и самая ответственная нота этой музыкальной фразы тянется до завершающих аккордов оркестра, – произошло следующее. Хозе – Контрастюк, затянув на соответствующей ноте („до“ верхней октавы): „…Кармеее-еен!“ – скрутил два кукиша, направил их на дирижера симфонического оркестра заслуженного деятеля искусств Д. Д. Арбалетова и, медленно приближаясь к нему, тянул эту ноту втрое дольше, чем следовало по партитуре, перекрыв заключительные аккорды оркестра на целый такт. Музыкальное впечатление было нарушено. Это не может не навести на сомнения: тот ли человек Контрастюк, за кого он себя выдает? Просим проверить».

«Да, действительно…» Семен Семенович не однажды слушал «Кармен» и сейчас живо представил эту сцену. «Но анонимку хлопнул явно не оскорбленный зритель, а кто-то из музыкантов, скорее всего, тот же дирижер Арбалетов. Что ж, проверим».

Вторая бумага содержала «рапорт» участкового уполномоченного старшего сержанта В. Долгопола, и, едва начав читать ее, Звездарик будто увидел перед собой этого славного парня Васю – с удлиненным лицом, спортивной прической набок, простодушным взглядом серых глаз и чуть выпяченной нижней губой. Он не был подчинен ОБХС и не имел необходимости рапортовать, но живо интересовался связанными с Ψ-транспортировкой делами и не раз наводил на заслуживающие исследования случаи.