Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внимание Овсянико-Куликовского привлекают фигуры известных исторических деятелей, вроде Наполеона, Ивана Грозного, Петра I и др., – личности столь же «великие», как и «анормальные». Здесь верх берет моралист. Моральное отвращение к подобным историческим персонажам закрывает ученому путь к анализу их сложных, не лишенных патологических черт, характеров. Для него они только преступники, выделенные из криминальной массы исключительно масштабом совершенных ими злодеяний.
В статье «Из этюдов по психологии оптимизма и пессимизма»[662]Овсянико-Куликовский дает психологический анализ личности Жан-Жака Руссо. Характерной особенностью личности Руссо была, считает ученый, затянувшаяся инфантильность, детскость. То было «уклонение от нормы», хотя у некоторых других гениальных художников подобная черта вполне гармонично вписывалась в структуру личности. Иное дело – мания преследования, возбужденная у того же Руссо обстоятельствами его жизни и обозначившая поворот уже в сторону патологии. В этом анализе бывшие несоединимые, абстрактные противоположности – норма и патология – уже сосуществуют, выступают в диалектической связи и взаимодействии.
В теоретических представлениях Овсянико-Куликовского выстраивается следующая градация: норма – психопатия (уклонение от нормы) – патология (психоз). Понятие нормы должно быть расширено, считает Овсянико-Куликовский, за счет «колебаний самой нормы», к которым он причисляет нерадикальные психопатические состояния. В психике маргинальной личности (в частности, Руссо) налицо противоборство всех трех тенденций, верх может взять любая из них. Патология (психоз) начинается по ту сторону нормы и частичного уклонения от нее (психопатии).
Изучая религиозные представления древних индусов эпохи Вед или культовые отправления поклонников Зенд-Авесты, Овсянико-Куликовский вступал в сферу действия социально-психологических закономерностей. Напомним, что его интересовал преимущественно психологический аспект культурно-исторических процессов. Все те шаги к истине, которые так трудно давались ученому применительно к индивидуальной психологии, делались им гораздо легче и уверенней на уровне социально-психологическом.
Можно ли, размышлял он, перенести и на эту специфическую область оппозицию «норма – патология»? Его ответ был утвердительным: да, можно и нужно. При этом, однако, абстрактно-верная исходная мысль подвергалась существенной конкретизации. Оказалось, что:
• Психическая норма и патология историчны. В процессе развития культуры и ее субъекта – человека изменяется каждый член оппозиции, меняется и их соотношение. Для каждой данной эпохи есть своя мера разграничения и взаимосвязи нормы и патологии.
• Психика древних людей была глубоко дисгармоничной; ведь сдерживающие ее «скрепы» и волевые ограничители были еще слишком слабы. Такие душевные болезни, как истерия и эпилепсия, были широко распространены в древнем мире. Ученый упоминает также «эпидемии танца» в средневековой Европе.
• В целом развитие культуры идет, согласно Овсянико-Куликовскому, в направлении от преобладания зверского в психике людей к постепенному ее очеловечиванию. Так, глубокие психозы древних сменились более «мягкими», но не менее широко распространенными формами психопатологии – неврозами. Прогресс в развитии человеческой психики, сам по себе очень медленный, к тому же осложняется, тормозится проявлениями атавизма, болезнями роста, тенденциями регресса, вырождения. Получалось, что чуть ли не вся эволюция рода человеческого есть фактически «история его болезни». О психическом выздоровлении «больного» можно говорить лишь применительно к двум-трем последним столетиям, когда в качестве регулятивов человеческого поведения стали, наконец, активно утверждаться наука и мораль.
• Перспектива дальнейшего поступательного развития человечества состоит в том, чтобы лучшие, «нормальные» достижения психики сохранить, закрепить и приумножить, а проявления негативные, разрушительно-патологические, зверские – в максимальной степени нейтрализовать, если уж их нельзя искоренить полностью. У человека будущего должна сформироваться «третья душа» – не односторонне-разумная и не одностороннечувственная, а гармоничная, уравновешенная, синтетичная.
При рассмотрении психологических аспектов истории культуры пытливая мысль Овсянико-Куликовского делает важный шаг вперед, к глубинам непознанного. Под давлением множества фактов ученый был вынужден признать, что душевные явления, находящиеся в промежутке между исторически обусловленной нормой и явной психопатологией, способны играть позитивную, более того – ведущую роль в становлении и развитии человека. Особенно наглядно Овсянико-Куликовский показал это на примерах исторических модификаций человеческого чувства.
Чаще всего он выделяет четыре ступени, характеризующие нарастание интенсивности чувств: чувства – эмоции – аффекты (страсти) – экстазы (экстатические состояния). В ранней работе «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности» ученый детально исследует культ индийского божества Сома, позднейшим аналогом которого был Дионис эллинов. Исследователь различает три главные формы экстаза: нормальный (обычный) – острый – экстаз безумия (психоз). Особенно занимает его природа и значение острого экстаза, наглядные образцы которого дают вакхические культы разных народов. Одним из средств приведения психики в острое экстатическое состояние является, по Овсянико-Куликовскому, действие опьяняющих напитков. Познанию возбуждающих свойств отдельных растений и их плодов он придает огромное значение, ставя его в один ряд с открытием огня. Другим средством порождения экстаза он считает речь-пение, заключающую в себе магически-действенное ритмическое начало. Именно из этих реальных корней произрастает и религиозный экстаз, утверждает ученый, и экстаз художественный. (При характеристике «священного поэтического безумия» он опирается на платоновский диалог «Ион»).
После всего вышесказанного вполне логичным кажется вывод ученого об абсолютной необходимости острого экстаза на ранних ступенях развития человечества. Острый экстаз стимулировал развитие человеческой психики, создавал у древних людей «душевный подъем». Социальность и экстатическое состояние, эмоциональное возбуждение, по Овсянико-Куликовскому, коррелятивны. «На ранних ступенях развития общественности острые экстатические состояния играли выдающуюся роль и имели по преимуществу значение прогрессивное»[663], – пишет он. «Могучими рычагами острого экстаза человек был приподнят на ту высоту, где устанавливается психическое взаимодействие, составляющее сущность общественности»[664].
А как же психическая норма? Ее нельзя рассматривать изолированно, считает Овсянико-Куликовский. Для обеспечения нормального эмоционального тонуса совершенно необходимы уклонения от нее в сторону максимума, «всплески экстаза». «Без острых экстатических воздействий человек не может держаться на уровне нормальной возбудимости, потребной для его душевного равновесия; лишенный этих возбуждений, он опустился бы ниже того уровня, он потерял бы, так сказать, нерв жизни»[665].
Таким образом, в древности вакхические культы и действие ритма (в языке и пении) играли важную тонизирующую и одновременно раскрепощающую, вдохновляющую роль.
В цивилизованных обществах острые экстатические, «крайние» состояния приобрели иной характер – по преимуществу светский, но пережитки, спорадические возвраты прежних языческих экстазов возможны и сейчас (в частности, в ритуалах сектантов). Общая закономерность остается той же: без максимумов нет оптимума; без «острых экстазов» не может быть достигнута и удерживаема психическая норма эмоциональной возбудимости.
Как одну из разновидностей острого экстаза рассматривал Овсянико-Куликовский мистическую экзальтацию. В статьях «Что такое мистика? (Этюд)», «Секта «людей божьих» (Очерки русского народного мистицизма)»[666] и некоторых других он уделил большое внимание психологическому анализу этого феномена. В понятие мистики ученый включал три основных признака.
1. Мистическое переживание представляет собой острое аффективное состояние.
2. Для мистики характерно растворение индивидуальности в коллективном сознании.
3. Мистический субъект переживает непосредственное единение с божеством,