стихиями природы и т. п. – иллюзорное состояние, которое субъективно ощущается как полная реальность.

Овсянико-Куликовский анализирует различные формы мистицизма, возникавшие в ходе культурной эволюции человечества, от древнейших (религиозных) до самых современных (включая «псевдомистику»). Переживание человеком музыки и танца может достигать степеней, соразмерных с мистическим чувством, утверждает ученый. Эти аспекты художественного восприятия он относит к разряду аналогов (гомологов) мистики.

В этюде о мистике Овсянико-Куликовского содержится интересный психологический анализ «видений», а также самой личности Э. Сведенборга – известного шведского мистика. Для автора этюда Сведенборг – пример психологической возможности совмещения галлюцинаторных образов мистика-«ясновидца» с рациональным мышлением человека науки и, в довершение всего, со здравым смыслом практического деятеля. К такому человеку нельзя, подчеркивает исследователь, относиться как к безумцу или недобросовестному мистификатору. Перед нами представитель особого типа мистика, наглядно демонстрирующий связь, взаимодействие и взаимопереплетение психической нормы и патологии.

Д. Н. Овсянико-Куликовский придавал большое значение бессознательной сфере человеческой психики, которая в начале XX века исследовалась особенно интенсивно. Российский ученый, безусловно, знал о научных достижениях 3. Фрейда, К. Г. Юнга, других представителей школы психоанализа, но предпочитал не ссылаться на них впрямую. Объяснение тому может быть самое простое: он шел к глубинам бессознательного своим собственным путем.

Бессознательное, по Овсянико-Куликовскому, экономит психическую энергию. (Кстати, российский ученый испытал на себе влияние «энергетического» направления в естествознании и философии начала XX века, став активным проводником «принципа экономии мышления»)[667]. Принимая в себя на хранение дары сознания, бессознательное освобождает его от рутины для творчества. Между сознательным и бессознательным уровнями психики происходит постоянный обмен. В ясном поле сознания время от времени могут всплывать атавизмы, призраки прошлого. Что касается чувств, то они, по представлениям ученого, наоборот, расходуют, тратят накопленную энергию.

Предметом особого интереса российского ученого на протяжении всей его жизни и особенно в последние два десятилетия были вопросы, связанные с ролью национальной составляющей жизни общества и личности. Итогом его творческой активности в данном направлении стала работа «Национальная психология», вышедшая в свет уже посмертно, в 1922 году[668]. В ней бессознательным процессам национальной сферы уделено большое внимание. Знаменательно, что и в этой специфической области Овсянико-Куликовский сумел проследить диалектику нормы и патологии.

Национальная психология состоит, согласно его воззрениям, из национального самосознания и национального самочувствия. Своеобразие этого комплекса определяют умственные и волевые процессы, присущие данному конкретному субъекту. Что же касается чувств, то они, в силу своей общечеловечности, в комплекс национальной психологии не входят.

«В норме» национальная психология развивается бессознательно и органично. И это свидетельствует о душевном здоровьи нации. Но в условиях национального неравноправия, гнета, дискриминации и т. п. в душах попираемых возникают болезненные, патологические чувства – обиды, мести и др. Это могут быть как чувства, сопутствующие определенным рациональным идеям и представлениям, так и чувства «беспредметные». Подобные болезненные чувства – страсти деформируют всю национальную психологию. Возникают такие прискорбные уклонения от нормы, как гипертрофия национальности (шовинизм), с одной стороны, или же атрофия национального компонента психики – с другой. И даже после устранения реального гнета и дискриминации нарушенное равновесие психики восстанавливается далеко не сразу. Одна крайность может перерасти в другую: например, приниженность – в высокомерие, спесь и т. д.

Исходя из таких концептуальных посылок, Овсянико-Куликовский призывает всемерно беречь естественные, нормальные, бессознательные процессы, протекающие в недрах национальной психологии. Необходимо с максимальным эффектом использовать автоматизмы национально-бессознательного. Недопустимо подвергать органику бессознательного деформации посредством каких-либо насильственных, внешних, искажающих воздействий.

Итак, в истории человеческой культуры наблюдается сложная связь нормальных и патологических процессов психики – индивидуальной и социальной. Однако человек не нейтрален в своем отношении к разнородным, разнонаправленным тенденциям в данной области. Все нормальное, гуманизирующее (соответствующее требованиям разума и совести) он стремится укрепить и утвердить, крайние же формы патологии – все зверское, регрессивное, атавистическое и т. д. – старается ограничить, нейтрализовать и преодолеть.

Но есть культурные факторы, сетует Овсянико-Куликовский, способствующиесохранениюиоживлениюпроявленийнравственно-психологической патологии. Одним из таких негативных культурных факторов он считает эстетику, с ее «ложным» центральным понятием прекрасного. Объективно-прекрасного не существует, утверждает энтузиаст-психолог, солидаризуясь с утилитаристской позицией Д. И. Писарева в данном вопросе (см. известную статью последнего «Разрушение эстетики»).

Субъективные вариации на тему прекрасного, зыбкие и неопределенные сами по себе, имеют некоторое социально-психологическое значение, но заведомо сниженное в сравнении с декларируемым обычно. Эстетический фактор играет инструментальную роль во взаимных ухищрениях женщин и мужчин по привлечению внимания представителей противоположного пола. Собственная территория красоты – это область моды, нарядов, причесок, шляпок и т. п.

Главный же довод Овсянико-Куликовского в пользу отказа от категории прекрасного, в пользу «разрушения эстетики» – это то, что, по его наблюдениям, между эстетическим началом и нравственно-психологической патологией существует какое-то внутреннее родство. Как правило, человеческое зло предстает перед нами в привлекательной, эстетизированной форме. Это ли не свидетельство болезненной, извращенной природы эстетического? История эстетики для столь убежденного гонителя баумгартеновской науки – не что иное, как «патология эстетики» (которая, впрочем, еще не написана)[669].

Каким же представляется ученому наиболее оптимальное решение проблемы психической нормы и патологии, взятой в единстве двух ее важнейших аспектов – индивидуально-психологического и социально-психологического?

1. Идеал целостного, то есть беспристрастно-научного и в то же время пристрастно-ценностного, но гуманного отношения к умеренным и радикальным «уклонениям от нормы» Овсянико-Куликовский видит в медицине. В медицине вообще и психиатрии в особенности – в лице ее выдающихся представителей (таких, как знаменитый хирург Н. И. Пирогов, «вечный образец психиатра» Ф. Пинель и др.). Сам Овсянико-Куликовский в силу особенностей своей натуры, мировоззрения и т. д. не смог достичь такого идеала, но он его отчетливо осознал как перспективу и сугубо личного, и общественного развития «…Клиника нервных и душевных болезней есть по преимуществу та школа, – резюмирует ученый, – из которой испытующий разум выносит и познание души человеческой, и любовь к человечеству»[670].

2. Признавая, что душевные болезни и другие формы психопатологии имеют не только индивидуальные, но и коллективные, групповые проявления (а не признать это невозможно), мы должны, считает Овсянико-Куликовский, внести соответствующие коррективы в методологию социокультурного и социально-психологического познания. «Изучать социальную эволюцию и историю культуры, имея в виду только процессы экономического, правового, интеллектуального развития и не обращая внимания на физические и душевные недуги человечества – значит слишком упрощать и суживать сложную и широкую задачу социолога, а может быть, даже искажать ее…»[671]. Психическую норму и патологию следует изучать не как абсолютные противоположности, а именно в их связи и взаимодействии.

Заключая, отметим следующее. Знакомство с трудами Овсянико-Куликовского как психолога показывает, что он был вполне на уровне передовой европейской научной мысли своего времени. Развитая им идея связи психической