— Нет, просто я так часто думаю о тебе, — проговорила я как можно более невинным голосом. — Ничего не могу с этим поделать.

Не поверил мне. Правильно делает.

— Чаще чем о Сфайрате? Давай ее сюда!

Он надвигается на меня, я мотаю головой, силясь не рассмеяться — ничего он мне не сделает. Не сейчас, во всяком случае.

— О нем чаще, но мне же он не дал такую чешуйку, — говорю я, отступая вглубь квартиры, — кстати, познакомься с моей подругой, я тебе о ней рассказывала.

Мотаю я головой в сторону Эланис, что наблюдает за этим представлением, стоя на лестничной клетке, подружка давится беззвучным смехом. Рэндалл резко оборачивается, Эль растягивает губы в приветственной улыбке, помахав ему ручкой.

— Рэндалл — Эланис Эмиаканн, Эланис — Рэндалл Моркет.

Рэндалл некоторое время молчит, наконец кивая ей.

— Приятно познакомится, — он поворачивается к ней, — даже приятное знакомство не умаляет твоих игр, зачем звала?

О! Значит с Эланис знакомство приятное, а она даже рта не раскрыла.

— Рэнд, помоги перетащить вещи в квартиру? Возвращаться туда небезопасно, а ты сам сказал, если вдруг будет угрожать опасность. Проверишь жилье? Заодно и поможешь с покупками?! Столько всего набрали, а еще мебель грузчики привезут. Мм? Ты ведь можешь быть милым и снисходительным к женской глупости?

Дракон сверлит меня взглядом, а затем кивает. Он понял мою игру, Рэнд понял, что я его раскусила, на мгновение в его глазах зажигается злой огонек, но тут же потухает. Наверняка подумал, как отомстить змеёныш.

— Хорошо, дай мне минуту.

* * *

[1] Темный обелиск — темный камень, на котором первые темные эльфы проводили свои первые обряды с темной магией на крови. Вокруг него построена Академия.

Позади осталась пустыня с мертвым городом и вечно раздражающим всех драконов песком. Ветер разносит по округе въедливые и мелкие песчинки, которые забиваются под пластины, упорно лезут в глаза, набиваются в ноздри и грозятся попасть в рот, если бы не горячее дыхание, выталкивающийся из легких пар, клубы дыма и, время от времени, пламя.

Угольно-черный дракон делает взмах крылом, уходя в крутой вираж, снижаясь. Он преодолел предпоследний рубеж, границу отчуждения между внешним миром и страной драконов, что звалась — Хорругарис.

Крылатый ящер плавно пикирует вниз, приземляясь на один из старых пиков, цепляется за него лапами, из-под которых тут же срываются камни, с гулким стуком опадая в черноту провала. Это и есть последняя граница, еще ни одному живому существу, кроме драконов, не удалось преодолеть ее. Бесконечно черный, как сама бездна, провал скрывает тонкую, прозрачную пелену, что показывает всегда одну и туже картинку: холодный, негостеприимный край из камня, льда и снега, с воющими ветрами, путающимися и разрываемыми неприступными вершинами.

Он не складывает крылья, продолжает откидывать их назад, сопротивляясь налетевшему северному ветру, принесшему снег и мелкую крошку льда. Из пасти ящера-исполина рвется пламя и рык, что оглашают округу и разносятся далеко вперед, вторящему ему эху гор.

Ничего не происходит. Он подождет. Сфайрат ждал так долго, что несколько минут погоды не сделают.

Пелена спадает. Пейзаж за долгие годы практически не изменился. Опытный глаз, знающий куда бросить взгляд, заметит, как где-то вдали, на уступах и в каменных бассейнах стоят аккуратные домики, окруженные садами с уже облетевшей листвой, у подножья далеких гор вьется голубая лента реки, убегающая далеко на Север, отражающая тысячу бликов в погожий день.

В небе появляются драконы, стремительно приближающиеся и превращающиеся из темных точек в знакомые и привычные очертания крылатых диплодоков. Дракон не меняет положения в пространстве, продолжая взмахивать крыльями, глядя на приближающуюся десятку.

Это конвой или все-таки почетный эскорт?

Драконы не умеют улыбаться, но при мысли о «диплодоках» Фэйт сердито фыркает, выпуская искры ноздрями. Даже сейчас она всплыла в его мыслях, умудрилась плотно закрепиться в них и «тянуть» назад, домой. В крошечную коробку квартиры.

Ему так не хотелось оставлять ее одну, но Сфайрат не мог взять ее с собой.

— Назови себя! — слышится с десяток голосов, на краткое мгновение заглушая мысли.

Последующий рев, в котором не слышится ничего, кроме рыка и ярости. Парящие драконы замирают, затем облетают его со спины, выстраиваясь клином позади него. Он не собирается называться им, когда они и без того знают, кто перед ними.

Совет древних правителей будет принимать его обратно, Сфайрат, в свою очередь, должен будет произнести слова раскаяния или привести доказательства невиновности. У него не было доказательств — все только сплошные догадки и подозрения.

Посторонних быть не должно, никто не должен знать, что мудрейшие из мудрых способны совершить ошибку, поддаваться страстям и эмоциям, тогда как окружающий мир видит в них мудрость поколений. Никто не должен знать, что те, кто разработал знаменитый Договор с разделением магических существ и людей, сам же и проср… сам же и нарушил его в первые же годы его действия.

Теперь официальным хранителем магического свитка, скрывающего настоящую действительность являются фаэдиры, тот самый Молендиум, в который их так уговаривала попасть Вэлиан.

Рэндалл и тот не решился заявиться вместе с ним. Его можно понять — друг не контролирует мысли и эмоции так, как Сфайрат, может выдать себя и распалить уже остывшие угли давно ушедшего прошлого, что еще живо в нем, словно это произошло неделю или месяц назад.

Старейшие и мудрейшие легко вторгаются в молодые головы и читают в них все, что тем хотелось бы скрыть. Так было, когда его изгоняли.

Поэтому вину молодого дракона Сфайрат взял на себя, уже тогда он мог закрываться от остальных и представить свою версию реальности. Рэндалл убил или спас человека, и не просто человека, а ту что творила историю, влияла на ее ход. Он утверждал, что хотел ее спасти, но вышло так, что и останков не нашли. Радио спектральным анализом в те времена никто не владел, поэтому вместо трупа им достался лишь пепел.

Минаре Изумрудная. Встретит ли она его сегодня в центральной зале? Или будет дожидаться дома?

Старая гора, бывшая некогда главной вершиной, окруженная себе подобными, теперь уже куда более высокими пиками, казалось жалкой и вполне себе бесполезной. На образовавшемся плато не строились дома, не разводились сады, не воздвигались дворцы и монументы. Но эта видимость была обманчива. Гора, в честь которой была так безыскусно названа одна из драконьих стран, скрывала в себе тайну.

Ранним утром, когда восходящее солнце заливало своим светом все вокруг, круглое плато отражало его свет, окрашиваясь в золотой цвет, словно жерло вулкана, наполненное кипящим золотом, она вспыхивала и заливала своим светом все вокруг. Через «золотую чашу» драконы попадали в горную цепь и уже оттуда расходились по бесконечным анфиладам подземных ходов и тоннелей, чтобы, преодолев их, оказаться в пещерах, наполненных златом, серебром, самоцветами или «чем-то там еще».