–Ты знаешь, что я Смерть, что моя сестра – Жизнь. Обычно, художники не имеют понятия, кто мы такие, даже на последнем вздохе! Раз ты знаешь, то, думаю, будет честно предоставить тебе выбор…

–Говори.

–Твоё сердце стало чистым! – воскликнула Смерть. – Настолько, что руки сами к тебе вернулись! Теперь, ты здрав всем телом, чист продолжением души, и твой дар способен на всё! Хоть убей ты этих дикарей, хоть щади безнадёжно, сердце останется чистым, и это не позволит тебе после смерти быть вместе с Анастасией, ведь в её темноте души заблудится каждый, даже ты, и вы можете не встретиться, когда родитесь снова. Не справилась она без тебя, много ошибок. С тобой этот мир продержался бы меньше, при чём, на много – окунул бы ты его в воду и забыл отпустить. Ты не можешь их спасти! Твой мир уже упал с обрыва, когда тебе позволили заснуть…

Откровение с запахом крови, ну художника им не смутить.

–Я хочу пощадить этот мир! – прервал он слова Смерти. – Дать ему второй шанс…

–Люблю считать. – ответила она раздражённо, ведь каждая секунда дорога. – Шансов уже было больше двух, и ты бы, конечно, мог ещё им его предоставить, но я же сказала Шах и мат!

–И что? – с вызовом ответил художник.

–Ты лишился души, когда спас чужой мир! Два мира спасти – никому не дано! Ты загнал себя в тупик, точнее, Жизнь подвела тебя к нему, держа за руку.

Три строки и всё ясно, как устроен наш мир. Ни один не прожил в нём напрасно, хоть король ты, хоть самый ужасный, хоть для мира всего ты кумир…

–Жизнь это лабиринт, – продолжила Смерть о своём, драгоценном. – Ты бы из него не выбрался, никому это не удавалось! Художники всегда действуют вдвоём, друг друга подгоняете в мои объятия! В этот раз три художника, и, признаюсь, мне было интереснее, чем когда-либо!

–Рад, что угодил, – вздохнул художник, желая побыстрее закончить этот диалог.

–Ты удивил меня своим решением разделить свой дар, и Анастасия меня не огорчила, потому я для вас, как должник! Вам обоим пора начать жизнь с чистого листа…

Удивила его Смерть словом «должник», но художнику захотелось увидеть страх в её глазах, и он его ей предоставил всего одним вопросом:

–Что будет, если я откажусь от своего дара?

Смерть помолчала чуть-чуть и ответила на половину честно:

–То же самое, что нарисовать свою душу на планете!

–То есть, спасу её?

–Есть «но».

–Ещё бы! – выдохнул художник.

–Вспомни, что было, когда Данучи отказался от дара – осколки спутника замерли, но, когда он пропустил двенадцатый удар, планета не спаслась без твоей помощи!

–То есть, отказаться от дара это пустое дело?

–Понимаешь, Жизнь испытывает. Для всех художников отказаться от дара – это огромная ошибка. Это, как не пройти испытание, данное жизнью! Такая штука жизнь – сама просит, но желает, чтоб не отдавал! В случае с Данучи, всё иначе – он, ведь изменил свой разум, когда отказался от половины своей чистоты, потому он любил воевать, но он мыслил не так, как другие художники! Ты помог ему, без тебя бы он не справился, и эта была его благодарность тебе! В глубине души он надеялся, что не нанесут последний удар, и тебе не придётся оставлять свою душу в его мире…

Последние слова зацепили художника. С теплом вспомнил о Данучи – восхитился его поступком. «Ради будущего отказался от дара! Я бы так не смог!».

–А я бы справился без него?

–Нет! – снова удивила Смерть, хотя Арлстау считал иначе.

–Знаешь, я жил жизнью, которая мне не нравится. – начал художник свою откровенность. – Следовательно, я всю жизнь жил неправильно! Я смотрел по сторонам, и жизнь каждого мне не нравилась! Каждого! Другим я был, не мог я жить, как все. Я жил то, лишь, благодаря вере, что кем-то когда-нибудь стану, и кем-то стал задолго до того, как научился рисовать, но, к сожалению, я это не заметил. Всегда хотел другого, того, чего ни у кого не будет – только у меня. Здесь каждый может стать художником, но до сих пор не стали, а я никогда не смогу отказаться от дара! Выйдя в путь, ничего не знал я о душе! Теперь, понимаю, насколько она важна…

–Порою, всю жизнь нужно прожить неправильно, чтобы хоть что-то узнать о душе, – ответила ему своей, собственной истиной.

Художник выглянул в окно, уткнув ладони в подоконник. Люди столпились перед деревом, глядели на него и бездействовали. Они замерли, они чего-то ждали – отложили свой коронный, двенадцатый удар!

–Чего вы ждёте? – закричал им художник, но не откликнулись они, не шелохнулись и глазами не повели.

–Думаешь, чистым уйти? – усмехнулась Смерть.

–Играю с судьбой. – ответил ей Арлстау.

–Пытаешься думать только о себе?! Не поздно ли?! – расхохоталась Смерть. – Они ждут, от чьей руки умрёт их мир – от твоей или Анастасии. В эту секунду мир умирает от рук твоей возлюбленной, от её вспышки чувств, но ты можешь это исправить. Она твоя любовь, твоя супруга – кому, если не тебе, разделить с ней тяжёлую ношу и следующую жизнь провести с ней в любви, а не врагами на поле боя. Расклады ведь могут меняться – сам знаешь, что брошенные в воздух кости имеют двенадцать сторон…

В её руке сверкнул кинжал, и Смерть поместила его в ладонь художника, не спросив на то разрешения.

Взгляд Арлстау коснулся кинжала, а в нём порхает его собственная душа, и она живая!

Он это почувствовал и не мог не улыбнуться своей ошибке в лицо. Держа его в руке, он ощущал не холод, а тепло. Пригрел губами – оставил лёгкий след.

Перевёл взгляд на продрогшее тело Анастасии и направил свои ступни к душе Солнца, что заждалась своей участи.

Вспомнил, как любил просыпаться от его лучей. Вспомнил каждое утро, каждый восход и закат. Вся его жизнь пролетела перед глазами и махнула рукой на прощание…

–Тебя каждый поймёт, – подтолкнула его Смерть, – даже скажет спасибо, что ты так закончил всё, а не как иначе!

–Где мы больше всего были живы, там мы больше всего и нужны… – сказал он ей о своём, просмотрев всю свою жизнь, и глаза стали мокрыми.

У каждого художника своя причина, почему он творит и почему не может остановиться.

Арлстау замахнулся кинжалом и замер на миг, почувствовав мандраж,