Алексей Палыч думал, что ребята набросятся на еду жадно, и даже хотел их предупредить, чтобы они не брали помногу для первого раза. Но ребята слишком переутомились и переголодали. У них было уже то состояние, когда чувство голода притупляется, оно придёт позже. Сейчас же они довольно лениво съели по одному первому, а два вторых кое-кто не доел. Алексей Палыч и Лжедмитриевна удовлетворились нормальными обедами.

– А Венику? – сказала Валентина. – Алексей Палыч, можно я возьму для него два вторых?

– Это собаке, что ли? – спросила раздатчица. – Вот у нас объедков ведро полное. Бери. Или он у вас объедки не ест? У нас к бригадиру брат приезжал с собакой – дог называется. Так он ей какао варил…

– Наша всё ест, – гордо сказала Валентина.

Веник, лежавший у открытой двери, всё слышал и понимал. Неизвестно, в каком обществе он воспитывался, но у него, видно, врождённая деликатность. Когда Валентина вынесла и вывалила ему груду объедков, он не набросился и не закопался в этой куче, а стал ходить вокруг и выбирать, что повкуснее. Время от времени он обводил взглядом окрестность и ворчал в пространство. Помаленьку в дело пошло и то, что похуже. Груда не быстро, но неуклонно уменьшалась.

Существуют в природе животные, которые могут вместить в себя больший объём, чем их собственный. Змеи, например. Возможно, в Венике текли капли змеиной крови: груда всё таяла, пока не растаяла до нуля. Веник слегка раздулся, но не настолько, чтобы вместить в себя всю еду. Если бы сейчас каким-то образом разделить Веника и съеденные продукты, то не получилось бы по объёму прежней груды и прежнего Веника. Таким образом выходило, что закон сохранения вещества в системе «Веник – еда» не действует, и, будь у Алексея Палыча поменьше забот, как физик он обратил бы на это внимание.

Алексей Палыч подошёл к девушке и расплатился за всех.

– Туристы? – спросила девушка.

– Да, вот идём… – ответил Алексей Палыч неопределённо.

– Напишите нам в жалобную книгу.

– У нас нет жалоб! – удивился Алексей Палыч.

– А вы благодарность напишите. Нам все приезжие пишут. Вот, посмотрите.

Девушка подала ему тетрадь, и Алексей Палыч скользнул взглядом по первой странице. Записи были неумолимо хвалебными:

«Ели очень вкусные зразы. Спасибо».

«Борщ очень понравился. Спасибо повару т. Мелентьевой».

«Очень хорошо приготовлены зразы. Вкусно и питательно. Спасибо».

«Борщ и кисель приготовлены хорошо».

Заглянув на последнюю из заполненных страниц, Алексей Палыч обнаружил там те же зразо-кисельные аплодисменты и, не мудрствуя, написал: «Борщ, зразы и кисель очень понравились. Спасибо товарищам».

– Что будем делать, Алексей Палыч? – спросил Стасик.

Кажется, управление группой постепенно переходило к Алексею Палычу. Он знал, что это не надолго – до утра, не более.

– Очевидно, мы здесь заночуем? – сказал Алексей Палыч. – Вы согласны, Елена Дмитриевна?

Лжедмитриевна, ничего ещё не знавшая о планах Алексея Палыча, тем не менее согласилась довольно охотно.

– Разумеется. Сегодня мы никуда не можем идти.

– Нам предоставили дом для ночлега, – сообщил Алексей Палыч. – Идёмте, я знаю, где он.

– А когда в магазин? – спросила Валентина.

– Он сегодня закрыт. Откроется завтра.

– А автобус сюда ходит? – спросил Стасик.

– Будет завтра в десять утра.

– Нам бы этого придурка отправить… – Стасик кивнул на Шурика.

– Это я не знаю, – сказал Алексей Палыч. – Это решайте сами. Но всё равно – завтра. Пойдёмте.

Было уже часов около шести вечера, когда подошли к бараку-времянке. Внутри на дощатом щелястом полу стояло штук двадцать кроватей с сетками. Возле каждой кровати расположилась тумбочка. Где откопал завхоз эти тумбочки, Алексей Палыч понять не мог. Не иначе, в его распоряжении имелась машина времени, ибо за такими тумбочками нужно было посылать в начало нашего века. Но на некоторых кроватях сохранились матрацы, у ребят имелись спальники, и устроиться можно было почти как дома. Правда, не ради таких ночлегов уходили они в поход, но тут уж ничего не поделаешь. Денёк можно и потерпеть…

«Это они так полагают, что денёк…» – подумал Алексей Палыч, ощущая себя вовсе не спасителем, а самым настоящим предателем.

Ребята начали устраиваться. Спальники оказались влажными, и их пришлось развесить снаружи для просушки. Одежда уже высохла на теле, в ней можно было спать на матрацах. Ну а насчёт подушек после таких испытаний говорить было просто смешно. Не успели устроиться, вошла женщина в белом халате с ведром, накрытым марлей.

– Здравствуйте, – сказала она, – парного молочка не желаете?

Все желали, да ещё как! Мигом появились кружки. Ребята черпали прямо из ведра тёплое молоко, пили, причмокивая, как телята, и вот тут-то пришла вторая волна голода, и всем опять захотелось есть.

– Я сбегаю в столовую за хлебом? – предложил Шурик.

– Беги, – сказала Стасик.

– Тогда вы меня не отправите?

– Отправим. Ребята, чего резину тянуть? Давайте прямо сейчас проголосуем. Отправляем его завтра? Кто за?

Все ребята подняли руки, даже Борис, забыв, что он как бы гость.

– Алексей Палыч, а вы?

– Да я всё же человек посторонний…

– Никакой вы не посторонний, – заявил Стасик. – Где бы мы сейчас были, если бы не вы! И «пушка» ваша всю дорогу работала…

Сам того не зная, Стасик вонзил в Алексея Палыча тупой и зазубренный кинжал. Это просто нестерпимо, что его признали своим именно сейчас. Никто ещё не знает, что приготовил им «свой». Проделки Шурика по сравнению с задуманным – добродушные шутки.

– Конечно, Шурик вёл себя не вполне достойно, – сказал Алексей Палыч. – Но я не имею права его судить. Я воздерживаюсь.

– А вы, Елена Дмитриевна?

– Голосовать я не буду. Я могу утвердить или не утвердить ваше решение.

– Ну и как же вы?

– Я утверждаю.

– За что вы его так? – спросила доярка, улыбаясь.

– Он знает за что.

– А вы простите…

– Предателей не прощают!

– Да какие ещё из вас предатели. Дети – они не предатели и не герои, а просто дети. Я так думаю. Вот вы поспите, а утром опять всё обсудите на свежую голову. Я вам утром ещё молочка принесу. Только мы утром рано встаём. Я вот тут, в уголке поставлю.

Доярка ушла, попрощавшись. Борис, взяв у Алексея Палыча рубль, побежал за хлебом, но когда он принёс две буханки, в ведре оставалась только его порция. Тем не менее буханки съели. Без Шурика. Он объявил голодовку. Минут через пятнадцать ребята уже спали. Уснул и Борис. Лжедмитриевна сидела на своей кровати, смотрела на Алексея Палыча и, кажется, ждала от него каких-то сообщений.

– Давайте выйдем, – сказал Алексей Палыч.

Лжедмитриевна послушно поднялась и направилась к двери. Алексей Палыч хотел