– Нет.

– Я согласна.

– Оставишь Обитель без присмотра?

– У меня много помощниц.

В итоге мать Иштара внесла в список сто двадцать имён.

Фейхель радовалась, а Малика сокрушалась. Сто двадцать вдов плюс двести актёров – на плаце Единства их не будет видно. По дороге в Кеишраб хозяева трупп посоветовали Малике привлечь их коллег из соседних городов. Мол, актёры легки на подъём. Возможность выступить перед Иштаром и правителями Пустынь выпадает не каждый день.

Утром воины отправили в Обитель грузовики, крытые брезентом. Малика опасалась, что за ночь некоторые женщины передумают, и грузовики вернутся полупустые. Приехали почти двести вдов.

Малика и мать-хранительница складывали цифры. Если откликнутся ещё две труппы, всё равно людей для плаца Единства мало. Фейхель вызвалась съездить в другую Обитель Слёз. Чувствовалось, что жизнь за стенами дворца доставляет ей удовольствие. А может, хотела угодить сыну? Надеялась, что в знак благодарности он позволит ей подойти и встать перед ним на колени…

Спустя три дня Малика вошла в храм Джурии. Беседа с Саизель, сестрой Иштара, затянулась до глубокой ночи. Утром жрица вожделения сообщила о своём решении. Да, она призовёт сестёр из других храмов. Да, их выступление поразит Лунную Твердь.

Вернувшись в Кеишраб, Малика собрала жён советников и военачальников. Сейчас она пожинала плоды давних встреч с ними и долгих бесед о жизни. Вдобавок ко всему, победа Малики в суде придала ей весомости в их глазах. Разговор проходил в присутствии воинов – а значит, в задумке шабиры нет ничего предосудительного. Тем более что она не предлагала замужним женщинам играть роли. Ракшадки пообещали переговорить со всеми знакомыми. На следующее утро город расцвёл паланкинами.

Малика посетила консерваторию. Единственную! В стране, занимающей треть материка! О ней вспомнил Альхара. А Малика уже думала, что представление пройдёт под бой барабанов и звон колокольчиков. Саизель категорически отказалась давать своих музыкантш, потому как они не исполняют музыкальные произведения чёткого ритма и мужественного звучания.

Через три недели Малика, уже зная количество участников представления, попросила у Иштара чековую книжку и заказала в одной мастерской маски, в другой – платья. Спустя месяц к ней пожаловал командир гарнизона. Его подчинённым, наблюдающим за репетициями, не нравилась игра актёров, и он хотел сам всё увидеть. Посмотрев часть постановки, возмутился, мол, воинов должны играть только воины, и нахальным образом вклинился в творческий процесс.

Порой Малике казалось, что ситуация выходит из-под контроля. Мастера переливали забракованные маски. Воины кричали на актёров, актёры огрызались и всё равно делали по-своему. Пока они ругались, вдовы пеленали охапки соломы и спорили, кто будет умирать, а кто воевать. Жрицы вожделения неустанно меняли танец, а их музыкантши музыку. Командир не мог выбрать лошадей. Мать-хранительница не могла определиться с местом сбора замужних ракшадок.

Потом Малика брала себя в руки. Пусть будет так, как будет. Жизненно, непредсказуемо. Жизнь не признаёт заученного, отточенного; она преподносит сюрпризы и заставляет действовать исходя из ситуации. Пусть будет так.

Командир предложил провести генеральную репетицию в пустыне. В саду слишком мало места, людей приходилось разбивать на группы. И в сад не приведёшь лошадей.

Стоя на бархане рядом с музыкантами из консерватории, Малика и командир просмотрели первый акт выступления с начала и до конца. Когда уставшие актёры и вдовы рухнули на песок, когда воины вложили клинки в ножны, а всадники спрыгнули с разгорячённых лошадей, командир повернулся к Малике. Выдержав долгую паузу, промолвил:

– Неужели так было? – И показал кулак музыкантам. – Нужна другая музыка. Вот такая.

До празднования годовщины коронации хазира оставалась неделя.

***

Фиолетовый плац Единства, испещрённый белыми квадратными спиралями, за три месяца превратился в сцену, окружённую трибунами для зрителей. С двух сторон, напротив друг друга, зияли широкие проходы на боковые улицы.

Между тиграми, охраняющими главный храм, воздвигли высокий помост. Площадку и ступени застелили фиолетовым бархатом. Наверху установили трон, украшенный лунными камнями, и кресло, обитое лиловым шёлком. По бокам возвышения, под мордами тигров, построили помосты чуть ниже – для советников, военачальников и важных гостей.

Накануне праздника в Кеишраб приехали правители стран Лунной Тверди и все желающие посмотреть военный парад, покричать на собачьих боях и поболеть на спортивных состязаниях, которые пройдут в пустыне.

Рядовых гостей столицы ждал неприятный сюрприз: найти жильё оказалось невероятно сложно, а всё из-за того, что гостиницы, расположенные ближе всех к главному храму, оказались заняты.

Ракшады по натуре молчуны – лишнего слова не скажут. А тут их как прорвало. Горожане охотно делились с приезжими новостью: после парада состоится спектакль. Кто-то видел толпу актёров и женщин в плащах с капюшонами. Кто-то слышал о большом заказе на женские маски. Кто-то узнал, что на крышах двух домов будут сидеть музыканты.

Мужчины горячо обсуждали ещё одну новость: их супругам разрешили посмотреть представление. Они не боялись, что жёны нарушат закон, запрещающий матерям общаться с детьми, выпорхнувшими из родительского гнезда. Ибо другой закон гласил: «За стенами дома женщины обязаны молчать». Матери и дочери – с закрытыми ртами и лицами – не узнают друг дружку, даже если столкнутся лбами.

Ракшады не понимали, зачем женщин собирает мать-хранительница. Скучившись где-то в сторонке, они ничего толком не увидят, разве что издалека посмотрят на хазира и послушают его обращение к народу.

Всю ночь перед праздником во дворце Шабиров горел свет. Командир, дирижёр оркестра, хозяева трупп и Альхара ещё раз обговаривали взаимодействие актёров и воинов. Их мало заботило, как поведут себя вдовы; они были сценической бутафорией, театральным инвентарём, и больше мешали, чем помогали.

В это время в соседнем зале мать-хранительница беседовала с «актрисами». На первых репетициях они держались скованно, на последних – вошли в роль, теперь разволновались. Желая встряхнуть их, Фейхель рассказывала о боях, в которых бок о бок с мужем и сыном сражалась Ракшада.

Малика не смогла пригласить Саизель во дворец – из-за её матери – и отправилась в гостиницу, где остановились неприкосновенные жрицы. Вот уж кого надо было успокаивать. Джурии заменили в танце похотливые телодвижения на непривычные па, сшили не прозрачные, а шёлковые платья. На последней репетиции танцевали перед Маликой изящно и непринуждённо. И лишь сейчас осознали: они будут выступать перед теми, кого привыкли соблазнять. Жрицы боялись, что их навыки неосознанно вырвутся из-под контроля.

Малика решила рассказать им, что будет происходить в первом акте представления. Она не говорила, на основе какого исторического события был написан сценарий, но уже в середине рассказа жрицы зашептались: «Переход в Абушедан». В конце Малика промолвила: «Тысячи людей отдали свои жизни ради свободы и счастья потомков. В вас течёт кровь героев. Докажите, что их смерти не напрасны».