– Это хорошо, – тихо промолвила Малика.

Иштар устремился к концу ряда. Остановился возле последнего изваяния:

– Шабир Тевако. Он добрался до Моря Просветления.

– Чем он прославился? – поинтересовалась Малика, подойдя к скульптуре старого человека. Насупленные брови, сердито поджатые губы.

– Он сказал: «Мы защитники и освободители». Тевако создал Лунное Единство. В него входят страны, которым надоело воевать – с трупниками, друг с другом – и которые согласны разместить на своей территории наши войска. Сейчас в Единстве семьдесят три Пустыни из ста семидесяти.

– Впечатляет, – проговорила Малика.

Иштар перешёл к передней стене и пошагал вдоль очередного ряда изваяний. Остановился возле крайней статуи, взирающей на кресло хазира:

– Мой прадед. Дальше моря Поиска он не пошёл.

– Я знаю, что во времена его правления в Единство вошли двенадцать Пустынь, – сказала Малика, присоединившись к Иштару. – Тебе есть чем гордиться. Династия Гарпи…

– После его смерти династия Гарпи села в лужу, как ты выразилась.

– Это я говорила о себе.

– Для деда я придумал море Лени. Для отца – море Глупости. Для Шедара – море Крови. Притом, его крови в огромном море было всего-то ничего, одно ведро.

Малика посмотрела на висок Иштара. Гибкая ветвь с шестью листочками. Пять закрашены чёрным. По татуировке не догадаешься, что пятеро братьев умерли не своей смертью.

– Мой отец хотел переплюнуть моего прадеда. Но в итоге развязал войну и присоединил к Ракшаде одну Пустыню. Шедар перехватил знамя. Эта война длилась четырнадцать лет. Ещё сегодня утром там гибли наши воины и умирали местные жители.

– Длилась или длится? – переспросила Малика.

– Три часа назад я отправил Хазирад в отставку.

– Иштар…

– Воины могли стереть страну с лица земли за три дня, но Шедар нуждался в крови. Он сам провоцировал мятежи и заставлял воинов истязать мятежников и заговорщиков. А Хазирад, который достался мне по наследству, поддерживал его. И не нашлось ни одного человека, кто бы провёл Шедара вдоль ряда статуй. Он наплевал на нашу великую историю, но никто не ткнул его носом в этот плевок.

– Иштар, сейчас не слишком удачное время…

– Два часа назад я сформировал новый Хазирад.

– Хёск ушёл в отставку? – спросил Малика.

Глядя на прадеда, Иштар покачал головой:

– Он верховный жрец, и будет моим старшим советником, пока я не найду более верного жреца. Хотя я больше доверяю мёртвым.

– Альхара?

– Он твой легат. Я скажу тебе, если он надоест мне.

– Надеюсь, это случится не скоро, – промолвила Малика. – И… есть продолжение?

– Час назад Хазирад подписал приказ о прекращении боевых действий и выводе войск из захваченной Пустыни. И сообщил новость правителю.

– Он приехал на праздник.

– Конечно. В Ракшаде сейчас все: враги и друзья.

Малика скомкала в кулаке уголок чаруш:

– Теперь жди разделения Ракшады на два лагеря. Надо было поступить как-то иначе.

– Я обвинил советников в государственной измене. И собираюсь провести открытый суд, пока злость не утихла после твоего спектакля.

Малика сделала шаг назад:

– Ты казнишь их?

Оторвав взгляд от изваяния прадеда, Иштар повернулся к Малике:

– Придумай мне море.

Она попятилась к двери:

– Нет, Иштар, я в такие игры не играю.

– Конечно, у тебя всё серьёзно. А ведь так несерьёзно было на словах. Сражение, танцы. Потом женщины выразят мне своё почтение. Бабочки над площадью. Ты думала, что ткнула меня носом в мой собственный плевок?

– Нет, Иштар, нет!

– Думала: я дурак? Думала: я не вижу, что происходит в стране?

– Я хотела…

– Хотела, чтобы я щёлкнул пальцами, и женщины запорхали как бабочки? – Вскинув руку, Иштар указал на ряд изваяний. – Сколько прошло времени, и сколько было принято законов, прежде чем женщины оделись в чёрное и легли на землю? Сколько должно пройти времени, и сколько мне надо отменить законов, чтобы они поднялись?

– Иштар, прости меня.

– Если завтра я скажу: «К чёрту вековые традиции, к чёрту правила», меня казнят, как Шедара, на стене Позора. – Он в два шага приблизился к Малике и притянул к себе, схватив за локоть. – Придумай мне море. Молчишь?

– Прости.

– Стоит провести с тобой время, и я снова заражаюсь безумием.

– Считаешь меня безумной?

– Идём к матери-хранительнице.

– Уже поздно. Она спит, – проговорила Малика, желая подготовить старуху к долгожданной встрече с сыном. К встрече, которая ничего хорошего не сулила.

– Её предупредили, – сказал Иштар и, выпустив руку Малики, пошагал из зала.

Пройдя по служебным переходам, они разулись у входа в Приют Теней. Помыли ноги в чашах и ступили в лабиринт коридоров. Служанка, дежурившая возле двери, исполнила перед Иштаром унизительный ритуал, довела их до комнаты матери-хранительницы и постучала.

Фейхель выбралась из кресла, уронив с подлокотника клетчатый плед. Распласталась на полу, раскинув руки. Выдержав несколько секунда, встала на колени.

Иштар окинул комнату взглядом. Усевшись на стул, уставился на мать. Текли минуты, а он не произносил ни слова. Не смея сесть, Малика вытерла взмокшие руки о платье. С усилием переступила с ноги на ногу – они будто примёрзли к паркету. Передёрнула плечами – по спине сбежала струйка пота.

– Я совсем не помню тебя, – промолвил Иштар. – И день, когда родила Самааш, плохо помню. Ты была там? Да?

– Да, мой повелитель, – ответила Фейхель охрипшим голосом.

– А ты меня помнишь?

– Я никогда тебя не забывала. Ты был…

– Запрещаю, – оборвал Иштар.

Фейхель сжалась. На лице углубились морщины. Руки мелко затряслись.

– Я разрешил тебе видеться с Самааш и видеть внучку.

– Спасибо, мой повелитель.

– Разрешаю тебе увидеть Саизель. Я позволил ей погостить у моей супруги.

Глаза Фейхель влажно заблестели. Она торопливо вытерла лицо рукавом:

– Спасибо, мой повелитель.

– Но сюда я пришёл не для этого. – Поднявшись со стула, Иштар расстегнул плащ снизу и вытащил из чехла на поясе стилет. – Сделай нас с Эльямин кровными братом и сестрой.

Малика вытаращила глаза:

– Зачем?

– Это меня остановит, – промолвил Иштар и жестом приказал матери встать.