От непроизвольного сокращения мышц нижняя челюсть претора задрожала, и ему пришлось прервать фразу. Начало речи было неудачное, он это понимал, и гнев, с самого начала обжигавший желудок, усилился еще больше. Какого черта он лишен ораторского таланта проклятого Петра Пустынника!

– Мы странствующие разведчики человечества, – продолжал он, – изгнанные из собственного мира отравленными ветрами, которые оставила нам в наследие Война одного часа. В ближайшее время никто не вправе забывать об этом! Вспомните о женах и детях, о родителях и братьях, которых все мы оставили позади, о том, с какой надеждой они ждут окончания нашего похода, поскольку истинно говорю вам, сейчас, когда мы освободили гробницу Господа нашего Иисуса Христа, мы пойдем по пути, указанному нам Всемогущим, и превратим этот мир в новую Землю обетованную!

Среди собравшихся возникло некоторое беспокойство. Хотя это ни для кого уже не было секретом, политика полного завоевания планеты никогда еще так открыто не провозглашалась представителем высших сфер власти. А покорение целой планеты подразумевало долгую войну, очень долгую. Решительно, речь, которую Роберт замыслил вдохновляющей, все дальше заводила его в болото.

К дьяволу высокопарные словеса! – подумал он.

– Эти гнусные создания осмеливаются восстать против нас? Ну что же! Мы раздавим их, словно тараканов, коими они и являются! Я хочу, чтобы в час пополудни наши войска были готовы к атаке и помешали атамидам полностью развернуть свои силы. Я хочу, чтобы наши легионы спустились в долину и смели их ряды, показав, что мы не боимся их, и устрашив возможные подкрепления!

В аудитории возникло волнение. Послышался неодобрительный ропот, хотя, как это часто случается, определить его источник было невозможно. Роберт продолжал, не останавливаясь и делая вид, будто ничего не заметил. Однако слегка повысил голос.

– Чем дольше мы будем ждать, тем многочисленнее они станут! Кто знает, сколько их еще появится, если мы будем тянуть до бесконечности? Поэтому я хочу, чтобы мы бросили все наши силы – а они, поверьте мне, велики – против этих паразитов и без промедления изничтожили их. Послание остальным народам Акии станет только красноречивее: сопротивляться крестоносцам бесполезно! Я хочу…

Внезапно с первого этажа раздался чей-то пронзительный голос.

– Сеньор претор! – выкрикнул пультовик. – Сеньор претор, срочное сообщение…

– Не перебивайте… – начал Роберт де Монтгомери, пораженный наглостью техника.

– Мне очень жаль, сеньор претор, но это сообщение от Танкреда Тарентского!

Все заговорили одновременно, подняв в зале волну шума. Новость заставила общее напряжение подскочить на несколько градусов, хотя оно и без того зашкаливало.

Кретин пультовик! – внутренне взорвался Роберт. Ты мне за это заплатишь.

Теперь, когда техник публично объявил о послании, Praetor peregrini оказался перед дилеммой: или он удалится, чтобы без посторонних глаз ознакомиться с сообщением, или прикажет немедленно зачитать его при всех. Но он категорически не желал создавать впечатление, будто поддался панике или, еще того хуже, придал слишком большое значение этому посланию, если прервал ради него военный совет. Он решил пойти на риск и ознакомить с ним всех.

– Выведите его на тактическую голограмму, – приказал он пультовику.

Лицо Танкреда Тарентского возникло над собранием, прямо рядом с головой Роберта. Под куполом разнесся голос самого знаменитого дезертира НХИ.

– Я, Танкред Тарентский, военачальник Великой армии атамидов, предлагаю достойные переговоры между штабами двух лагерей. Я буду ждать в течение полного часа в месте, координаты которого содержатся в данном сообщении. Я даю мое слово, что ни одному человеку, соблюдающему нейтралитет, положенный при переговорах, ничто не грозит. Любое безоружное воздушное судно, поднявшееся в воздух и направляющееся к месту переговоров, не будет сбито. По истечении часа мое предложение утратит силу.

Видео, несомненно, было записано только что. Танкред стоял с обнаженной головой, но в экзоскелете, – кстати, запись велась, по всей видимости, с другого экзоскелета. А позади него сомкнутыми рядами проходили сотни атамидов. Лицо злейшего врага Роберта было усталым, даже постаревшим, однако, как всегда, выражало несокрушимую решимость и неумолимую волю. Он произвел сильное впечатление на присутствующих.

– Значит, этот ренегат действительно полководец их армии! – наивно воскликнул один из генералов.

– Разумеется, он! – рявкнул Роберт.

Он едва не добавил «Идиот!», но сейчас было не время настраивать против себя высокопоставленных военных.

Смятение, последовавшее за обнародованием послания, ясно доказывало, что оборот, который принимали события, начал всерьез тревожить большинство собравшихся. Понимая, что необходимо немедленно остановить закручивающуюся спираль пораженчества, герцог Нормандский решил продемонстрировать свою непреклонность.

– Штаб священной армии не может опуститься до того, чтобы принять подобное предложение! Мы не позволим какому-то дезертиру, к тому же еще и ренегату, диктовать нам, как себя вести, точно так же как не можем вступать в переговоры с атамидами! С таким же успехом мы могли бы договариваться с бродячими собаками, чтобы они лаяли где-нибудь в сторонке!

Последняя фраза должна была вызвать смешки, по крайней мере среди ультра. Но ее встретило полное молчание. Зрелище атамидских войск посеяло смятение среди офицеров. Они уже не были так уверены в своем превосходстве. И прямое последствие этих перемен: предложение Танкреда, которое еще несколько дней назад было бы встречено с презрением, внезапно показалось достойным внимания.

Только не Роберту. Согласие на встречу со своим злейшим врагом означало бы для него жуткое унижение. Он уже открыл было рот, готовый разразиться пламенной проповедью и заклеймить этих бесчестных трусов, давших в последний момент слабину, когда неожиданно раздался голос.

– Я полагаю, мы должны вступить в переговоры с Танкредом Тарентским.

Ошеломленный Роберт поискал глазами наглеца, который посмел столь открыто ему противоречить. Им оказался человек среднего роста с темными, тронутыми проседью и очень коротко подстриженными волосами. Он держался очень прямо и смотрел в лицо претора. Филипп де Пон-дю-Руа!

Роберт был поражен. Он совершенно забыл про этого чертова приора, который отличился в прошлом году, проголосовав против отправки Танкреда под трибунал. С тех пор он так и не нашел себе места в высших сферах, и о нем напрочь забыли – до такой степени, что в конце концов вместо него легатом был назначен другой монах, на сей раз с одобрения Praetor peregrini.

И вот теперь он снова возник прямо в разгар собрания военного совета, чтобы опять возразить Роберту в вопросе, касающемся Танкреда Тарентского! Кое-кто из присутствующих вяло запротестовал, однако другие, более многочисленные, выразили ему горячую поддержку. Герцог де Монтгомери так оторопел, что на несколько секунд лишился дара речи. Приор воспользовался его молчанием, чтобы договорить то, что собирался сказать.