– Фу, какая жарища! – вздохнул потеющий Ляпунов. – Как только уладите все в эскадроне, отдыхайте до часу ночи – набирайтесь силы и спокойствия. А к часу ночи чтоб были на пристани. Надеюсь, все обойдется благополучно.

Эх-хо-хо! Ваше благородие надеется! А водку для чего выписал?

А на какую же сумму получат подарков отборные казаки сотни есаула Потылицына?!

Началась церемония выноса золота и миллионов из утробы «Енисейска», куда оно было перенесено при взятии «Орла».

На баржу поднялись казаки из сотни есаула Потылицына – один за другим, при шашках, с нарукавными бело-зелеными полосками. Казаки выстроились лицом к лицу от трапа парохода до двух американских автомобилей на берегу.

Полковник Розанов скомандовал:

– Шашки наголо!

Шашки выхватили и – на плечо. Замерли.

По ковру казачьим коридором прошли на пароход управляющие банками – Афанасьев и Калупников, управляющий губернией Ляпунов, Коротковский и тридцать солдат. Через некоторое время с парохода вышел солдат со слитком золота в руках, за ним второй, третий, четвертый…

– Золото несут! Золото!

Дуня с поручиком Ухоздвиговым протиснулись-таки, чтоб взглянуть на золото.

– Боженька! Ужли мой слиток несут! Гавря, гляди, гляди!

– Он что, меченый?

– А как же? Нестандартный, записано. С печатками «ЕЕЮ».

Дуня, конечно, не успела разглядеть никакой печатки.

– Господи! Богатство-то, богатство-то, – ахнула какая-то дама.

У Дуни сердчишко зашлось от счастья – два пуда золота ее собственного! Она будет самая счастливая дама города. Она успела побывать в банке с поручиком Ухоздвиговым и узнала о судьбе сданного ею золота. Теперь уже банк был не государственным, а как раньше – Русско-Азиатским.

Новый управляющий банком Калупников обрадовал:

– Как же, как же, Евдокия Елизаровна! Имя ваше нам известно. Благодарите нашего старого казначея господина Румянцева за его сообразительность. Если бы он записал, что золото сдано комиссаром Боровиковым без указания, кому оно принадлежит, вы бы не имели на него никакого права. Впрочем, если бы большевики задержались, банк был бы пустым. Слава богу, с ними покончено! Весь золотой запас России с алмазным фондом и прочими банковскими драгоценностями тоже в данный момент вывозится из Казани в Омск.

У Дуни дух захватило – она знатная вкладчица банка! А может ли она взять золото из банка?

– Разумеется, – ответил управляющий. – Мы не большевики. Ваш капитал неприкосновенен. Но если в наш банк, упаси бог, не поступит все золото, изъятое красными, тут уж будет решать правление банка. Будем надеяться, что они не успели расхитить его в тундре. Настигли их вовремя.

Яснее дня солнечного два слитка – собственность Дуни! Семьдесят девять фунтов с золотниками и долями – отродясь столько не имела. Калупников сказал еще, что она может получить потом деньгами – николаевскими, конечно. А сколько же бумажками? Всего-навсего тридцать семь тысяч четыреста восемьдесят два рубля и тридцать три копеечки. Умора! За два пуда? Ну уж дудки! Она лучше сама сгрызет это золото, чем пустит его на ветер бумажками.

Вынесли множество слитков, и в том числе несколько нестандартных – пудовики золотопромышленников (недоставало одного пудового слитка, загадочно исчезнувшего по пути следования в город).

За золотом тащили на носилках несгораемые ящики с кредитными билетами.

К рукам добропорядочного социалиста-революционера Мстислава Леопольдовича «прилипло» не так уж много, как потихоньку позже установили управляющие банками: всего пуд золота, двадцать фунтов серебра (один слиток) и николаевскими пятьсот тысяч. Все было подсчитано точно – тютелька в тютельку. Но красные, оказывается, не прикарманили ни одной копейки.

На автомобилях в сопровождении конных казаков ценности увезли покуда в Русско-Азиатский банк.

Экипажи разъехались.

Поручик Ухоздвигов удесятерил ухаживание за Евдокией Елизаровной. Сам-то он незаконнорожденный, без наследства и капитала! (Правда, ему передал свою долю Кирилл Иннокентьевич.) Но сегодня он надышаться не мог Дунюшкой. Иллюзии. Грезы. Золотые сказки!..

– Мы уедем в Париж, Гавря, – млеет Дуня.

– Теперь у нас золотые крылья, можем и улететь.

– Ты ведь любишь меня?

– Разве я не доказал тебе свою любовь? Я тебе говорил: в тайге у папаши запрятано тридцать шесть пудов золота. Мне совершенно точно известно, что проводник отца, Имурташка, живой и скрывается где-то в инородческих улусах или аалах, как их там. А раз меня отсылают в Минусинский гарнизон – разве я упущу возможность найти Имурташку? Я его из-под земли вытащу!

– Тридцать шесть пудов! – ахнула Дуня. – А братья? Обожмут, как с наследством.

– Если я найду Имурташку или брата его, Мургашку, все золото будет мое. Надо успеть.

– Боюсь я туда ехать. Маменька с горбуньей живо вцепятся. Еще тогда грозились лишить наследства.

– Пусть попробуют! Ты законная наследница. Мы еще…

Подошли двое казаков.

– Просим, господин офицер, покинуть пристань.

– Что это значит?

– Приказано всех выдворить. Вон есаул Потылицын, можете обратиться к нему. Ежли дозволит…

– Пойдем, Гавря!

При одном упоминании об есауле Дуню прохватывала дрожь…

Синий текучий вечер. Ни звезд, ни луны.

Чарующий вечер в городском саду.

Духовой оркестр играет вальс «Амурские волны».

Нарядная, духмяная публика веселится с небывалым упоением.

Дуня танцевала с поручиком Ухоздвиговым, выгибаясь в его руках, и видела над собой звездную бездну неба.

Никогда еще поручик Ухоздвигов не ощущал в себе такого подъема духа. Дуня ему и в самом деле нравилась. Она такая подвижная, красивая, ну девочка просто. Даже не поверишь, что хлебнула горького на позициях и в прочих мерзостных местах, про которые Гавриил Иннокентьевич хотел бы начисто забыть, да никак не может: сколько рук ласкали вот это ее гибкое и красивое тело!..

Кругом кружатся в вальсе господа офицеры – молоденькие прапоры, пожилые штабсы и капитаны с дамами, барышнями, гимназисточками. Один из офицеров таращился на поручика Ухоздвигова с явно выраженным намерением побить ему морду.

– Уйдем в аллею, – шепнул Дуне Ухоздвигов, трижды перехватив свирепый его взгляд.

– Мне так хорошо, Гавря! Я еще никогда не была так счастлива!..

– Здесь может быть драка. Офицеры вдрызг пьяны.

И, как бы в подтверждение слов поручика, хлопнул выстрел. Кто-то за площадкой заорал во все горло: «Аааа! Аааа!»